Потянула одно из особенно длинных перьев на пальце, но тут же вскрикнула от боли. Оно не просто приклеилось, оно выросло мне под кожу!
– Стой!
Винсент схватил меня за запястья, и я почувствовала, как его руки дрожат. Не отошёл после игры? Это магия в нём так бурлит и вибрирует?
– Поранишься, и уже не сможешь играть.
– Какое тебе-то дело? – обида лилась из меня без остановки. – Меня же все терпят. Я посмотрела свои записи. Ты прав! Никому не нравится моя игра. Доволен?
Вивиан зло бросила брату что-то на хангрийском и вышла из комнаты, хлопнув дверью и оставив меня наедине с этим сумасшедшим. Я даже испуганно шмыгнула носом.
– Ты ведь не ждёшь от меня извинений? – спросил он с насмешкой.
– Я вообще не знаю, зачем я здесь и чего от тебя ждать. Ещё вчера я выступала на большой сцене, я побеждала, меня никто не обливал мерзкой жижей и не осыпал перьями. Все. Было. Хорошо.
– Хорошо ли? – продолжал насмехаться Вестерхольт, и я попытался вырвать свои руки из его. Но Винсент был гораздо сильнее, я чувствовала на своей коже крепкое прикосновение его мозолистых пальцев. Но всё равно он был осторожен.
Нет. Другое слово. Нежен. Винсент гладил приросшие ко мне перья. Я двинулась, если действительно так считаю. Видимо, надышалась жижей, которая, кстати, уже давно засохла и превратилась в твердую корку.
– Хорошо, – ответила ему, надеясь, что под налипшими на лице перьями не углядеть моего румянца.
– Ладно, давай уже ощиплем одну курочку? Готова?
Курочкой это он меня назвал сейчас?
Надо бы возмутиться, но я лишь кивнула. Знать бы, каким образом он собрался это делать.
– Больно не будет? – спросила его, стараясь храбриться, и услышала в ответ:
– Тебе? Нет.
Винсент ещё какое-то время собирался с мыслями, продолжая держать меня за руки, а я раздумывала над его ответом. Мне больно не будет, а кому тогда? Ему? Переспросить отчего-то не решалась. Ждала, чем все закончится.
Винсент вдруг резко перешел на хангрийский. Не поняла ни слова, он словно разговаривал сам с собой, оправдывался, нервно посмеивался. Так паршиво мне помогать?
Очередной его мучительный вздох, а затем Винс запел. Сначала неуверенно, смущенно, но всё так же на хангрийском. Ничего подобного я не слышала у его группы, но отчего-то мотив был до боли знаком.
Почему же я не учила этот язык? Немного рубленный, но все равно нежнее острайхского. Чуть-чуть смешной, непривычный, похож на загадочный десерт. Ингредиенты вроде привычные. Местоимения, глаголы. Вот только полито все необычным терпким акцентом. Хочется попробовать, но все равно боязно.