Неожиданно карета дернулась. Ридикюль, как живой, выскользнул из рук и плюхнулся Соверену на ногу. Он скривился.
— Больно?
Гард одарил меня хмурым взглядом, мол, ты издеваешься, девица, которую сейчас высадят посреди улицы и отправят домой пешком? Согласна, если бы мне на ногу неосторожно уронили том весом с кирпич, я бы воспользовалась темной магией и, не страдая муками совести, прокляла криворукую нимфу.
За сумкой мы нагнулись одновременно и неизбежно на полпути встретились лбами.
— Проклятье! — охнула я, откидываясь на сиденье, и потерла ушибленное место. В ярости сверкнув глазами, Соверен ткнул в мою сторону пальцем и… ничего не сказал. Но в этом красноречивом молчании прозвучало столько обидных комментариев, что хватило бы обругать половину острова Тегу.
— Не смей шевелиться! — Подняв ридикюль, он присвистнул:
— У тебя там действительно камень?
— Гранит домоводческой науки.
— Ты никак задумала этой наукой кого-нибудь прикончить, — с такой серьезной миной, что не сразу разберешь насмешку, предположил Соверен. — Или просто готовишься стать идеальной домохозяйкой?
Я даже не огрызнулась, просто насупилась. Пусть видит, гад спесивый, что обидел девушку до глубины души.
Квартал на холме находился всего в пятнадцати минутах езды от музея. Когда экипаж остановился напротив дома, то, глядя на помятую физиономию мужчины, я заколебалась.
— Пригласишь? — тихо спросил он.
— Мой дом по-прежнему чистенький, но бедненький, — не преминула съехидничать я.
— Всегда знал, что нимфы злопамятные.
— Ладно, — буркнула я. — Но только умоешься и тут же уйдешь!
— Лаэрли, ты такая гостеприимная, — усмехнулся Гард и поморщился из-за разбитой губы.
Вдруг припомнилось, как Соверен бережно отнес на руках меня в башню, а потом заставил лучшего знахаря острова Тегу лечить банальное растяжение, и стало нестерпимо стыдно. Но затем перед мысленным взором всплыло воспоминание, как чуть позже он вжимал меня в угол дивана, уверяя, что рано или поздно (лучше рано) затащит в постель, и совесть немедленно заткнулась.
Мы вошли в квартирку, с трудом разминулись в тесном пространстве, толкнули рогатую вешалку, смяли оставленные на проходе домашние тапки Руты и наконец оказались в гостиной.
Надо сказать, с прошлой недели совершенно ничего не изменилось. Я не об обстановке. Понятно, что никто не бросился менять старенькую мебель только потому, что некоторые посчитали ее убогой (каковой она, конечно, и была). Соверен Гард по-прежнему вопиюще диссонировал со скромным домом, выделялся на фоне выцветшей стенной ткани и вытертого дивана, небрежно накрытого перекошенным измятым пледом.
Я немедленно решила, что если гость попутает берега и отвесит хоть один невежливый комментарий моему любимейшему диванчику, то выставлю взашей. Но побитый ридикюлем визитер разумно промолчал.