— Не то чтобы собственный, но после свадьбы я собираюсь этого ребенка усыновить. В смысле, удочерить.
— Не рановато ли думать о детях, когда Шерочка еще не стал заведовать музеем? — немедленно принялась шантажировать маман.
— Мама, что ты такое говоришь? — воскликнул Ашер. — Карьера карьерой, но дети — цветы жизни. Мы с Лаэрли превратим твой дом в сад, полный розочек и гвоздичек!
— Я не согласна в своем доме разводить цветники, — непримиримо заявила она.
Они сыпали метафорами и переругивались, а я сидела как на иголках, подгадывая удачный момент, чтобы дать деру и забыть об очередной свадебной неудаче, как о страшном сне.
— Пожалуй, мне пора, — встряла я.
— Вы совершенно правы, госпожа Астор, — согласилась маман, — вам пора. А ты не смей ее провожать, сиди и жуй рыбку! Не для того я три часа стояла у очага, что бы ты оставлял еду на тарелке.
— До свидания, — встала я из-за стола и прижала к груди ридикюль. — Было приятно познакомиться.
— Прощайте, — с выразительной улыбкой намекнула госпожа Богарт, что мы никогда ни при каких обстоятельствах не встретимся.
— Госпожа Астор, цветочек забыли! — окликнул меня Ашер.
— Нет-нет, — оглянулась я, — оставьте себе. Из гвоздик получаются отличные витаминные настойки для мужского здоровья. В общем, не болейте!
Подозреваю, что скоро ко мне прилипнет прозвище «сбежавшая невеста», потому как со второго свидания в буфете я слиняла проворнее, чем из ресторана от отца семьи отравителей.
Музей уже опустел и было не по себе. Казалось, что портреты на стенах незаметно шевелились, а в глубоких тенях, залегших в углах, прятались призраки. Шаги разносились крикливым эхом, пугал любой шорох и даже хотелось запеть, чтобы нарушить пугающую тишину.
Я прошагала между подсвеченных магическими огнями тумб с древними манускриптами, минула проход в зал с Небесным воином и резко остановилась. Потом попятилась назад. Розовый носовой платок по-прежнему висел между ног статуи. Готова поспорить, что скульптор, пару веков назад создавший изваяние, помер бы второй раз от вопиющего попрания естественной мужской красоты.
Оставить несчастного воина страдать от людского ханжества мне не позволила совесть. Ну и, может быть, желание мелко напакостить Богартам. Я чуточку помялась и ринулась к статуе. Сдирать розовое безобразие в прыжке, как это делал Ашер, когда прикрывал воину мужскую гордость, побоялась. Воровато оглядевшись вокруг, я приподняла узкую юбку и оперлась о постамент коленом. Раз! И носовой платок был сдернут. Воин вновь предстал в первозданном виде и услаждал женский взор не только чудовищной лопоухостью.
— Так-то лучше!
Аккуратно выпрямившись, я одернула юбку, подхватила ридикюль и с независимым видом, словно не совершила акта милосердия, вышла из зала.
Все случилось в один момент! Краем глаза я заметила высокую фигуру, отлепившуюся от стены и сделавшую ко мне широкий шаг. На плечо легла тяжелая ладонь.
— У тебя очень красивые ноги, — промурлыкали почти над ухом.
От страха помутился рассудок. Не издавая ни звука, я размахнулась ридикюлем с увесистой книгой и со всей силы вмазала нападающему по физиономии.