Однако Вейнар только пожал плечами, будто не видит ничего странного в том, чтобы явиться в одних панталонах к лекарю и позвать того принимать роды в ведьмин дом.
Что ж, если ему все равно… я кивнула и отступила на шаг. С легким хлопком Вейнар исчез.
А я глубоко вдохнула.
– Чего встала-то, блаженная? – проворчала баба Тоня рядом со мной. – Воду греть, живо! Пеленки… простыни чистые неси. Все прокалить, прогладить… уж работы тебе найдется!
Я с облегчением выдохнула. Как хорошо, когда есть кому подсказать, что делать!
А раз так, то и самой поразмыслить не помешает. Что у меня есть подходящего? Лекарь – лекарем, а только Маленку смотрел уже один. Роды-то найдется кому принять, а вот чтоб еще и выжили все…
Свечи и палочки жечь я в комнате с роженицей не рискну – мало ли как на нее свечной чад и дым подействует. Но хотя бы навесить на нее амулетов на здоровье – да все, какие найду! – я могу. А может, и ритуал какой успею придумать?
*
Обессиленная Маленка лежала, глядя в потолок, и, кажется, еще не до конца осознавала, что все закончилось. Мужа ее давно выгнали в соседнюю комнату – он больше паниковал, чем помогал. На низком столике лежало чуть синеватое тело младенца. Девочки. Над ней склонился высокий сухощавый мужчина – Соммирский лекарь. Большими пальцами обеих рук он ритмично надавливал на грудную клетку малышки.
Я знала, что он делает. Непрямой массаж сердца. И не могла оторвать глаз, откуда-то точно зная, что все бесполезно.
Я сделала все, что могла, я сделала все, что…
– Ты сделала, что могла, – шепнул Вейнар, прерывая мою мысленную мантру и загораживая от меня печальное зрелище.
– Может, еще получится…
Герцог покачал головой.
– Увы. Лекарь – не маг, он не видит того, что вижу я… может, младенец и жизнеспособен, но… это пустое тело.
– Что значит – пустое? – я нахмурилась.
– Каждый человек в магическом спектре сияет светом своей души. Ты тоже сможешь увидеть, если постараешься. Мне жаль, но девочка родилась обреченной. В ней нет живой души.
– Живой души… – одними губами прошептала я, останавливая взгляд на зависшей рядом бабе Тоне.
Это был долгий взгляд – которым мы с ней сказали друг другу очень многое. Мы обе понимали, что другого такого шанса не будет. И еще – что это шанс не только для нее, души неприкаянной, но и для Корка с Маленкой, которые так ждали этого ребенка, так надеялись…
Как и то, что бабы Тони, бывшего регистратора загса и владелицы квартиры на Кирпичной, 33, временами бесцеремонной, вредной и склочной, но доброй старушки, моего неугомонного призрака, верной советчицы и помощницы… больше не будет. Невозможно сохранить память целой жизни в мозгу младенца. Будет – новая жизнь и совершенно новый человек. С чистого листа.