— Там дырка насквозь? — искренне удивился рыжий. — Странно как. И не больно?
— Нет. Прокалывают специальным аппаратом, не чувствуешь ничего…
Его интересовало всё. Отсутствие швов на платье, мелкие шипы на подошвах моих туфель, широкие золотистые узоры на запястьях с голографическими "капельками" — временных татуировок здесь не знали, и в то, что такая яркая штука через пару месяцев поблекнет и сойдёт, он сразу даже не поверил. Особенно рыжего заинтересовали кисти рук. Он каждый палец рассмотрел, а сверкающую инкрустацию на ногте безымянного даже лизнул.
Я тоже наблюдала — и не только за его мысленным фоном. Смотрела и… трогала, да.
Почему нет, в конце концов.
Вблизи и при ярком дневном свете Тейт показался ещё симпатичнее, чем вчера. Волосы были пронзительно рыжими — не как медь, а как апельсин, только с уклоном в густую красноту у корней, прямыми, глянцево блестящими и безбожно спутанными. А кожа под лёгким слоем пыли — очень гладкой и нежной, кузина Лорен бы от зависти отравилась своими чудо-сыворотками. Кисти рук и ступни были крупными, но аккуратными — вытянутыми, не слишком широкими. Подушечки пальцев — откровенно грубоватыми, скорее, больше на мозоли похожими. Удлинённые ногти — твёрдыми, пластиковый усик микрофона такими легко процарапать насквозь.
Но поразило меня не это. Ну, невысокий, ну, жилистый и сильный, мало ли таких. Кожа хорошая тоже встречается, некоторым с данными от природы везёт…
— У нас глаза одинаковые, — сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.
Он резко дёрнул головой вбок — то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта — и рефлекторно опустил ресницы.
— Угу.
Удивляться было чему. Мои глаза, как и большинство ярких черт и особенностей, являлись исключительно маминой заслугой — то есть опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, у меня не было врождённых пороков и сколько-нибудь серьёзных проблем с кожей или волосами — как и у Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детишек подряд мама решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие чёрные волосы… и синие глаза, очень тёмные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.
Но я-то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественно?
Спросить он не позволил. Подался вперёд с нечеловеческой резвостью, сгрёб меня в охапку, сдавил едва ли не до хруста костей — и вдруг лизнул в щёку, затем в другую и быстро прикусил голую ключицу.
У меня сердце чуть сквозь рёбра не выскочило. Концентрация слетела, сверхчувства умолкли. Я медленно сдвинула ноги, скрещивая щиколотки, замкнула энергетический контур, вышла на третью ступень эмпатии и заново развернула купол.
От рыжего — никакой агрессии. Зато сильное чувство вины, любопытство, симпатия, вполне понятно влечение ко мне… и беспомощная злость. На кого-то другого.
Оттуда, со второго слоя сознания, до которого я не добралась.
— Ты чего, Тейт?
Он, кажется, улыбнулся, и честно ответил:
— Пытаюсь сойти за дикаря. Вдруг прокатит, и мне что-нибудь обломится?
Я хихикнула против воли. "Прокатит", "обломится"… Образы шикарные. Чувствую, когда немного подучу язык, речь Тейта расцветёт невиданным богатством оттенков.