Я кивнула, потом спохватилась и склонила голову к плечу. Он усмехнулся и потрепал меня по волосам.
Ноги почему-то подгибались сильнее, чем после падения сквозь фальшивую скалу.
Долина оказалась больше, чем показалось поначалу. В отличие от убежища свободных, рельеф здесь был разнообразнее. Уже издали виднелось несколько больших холмов и по крайней мере четыре узкие высокие скалы, напоминающие то ли башни, то ли сталагмиты-переростки. Одну широкую расщелину мы обошли по дуге, другую пересекли по каменному мосту. В ближайшем лесу преобладали знакомые уже деревья-великаны с пронзительно зелёной листвой, но виднелись также и заросли травы с розовыми соцветиями-метёлками. Смертоносная голубая "губка" нигде не мелькала — и то славно.
Когда мы вышли на хорошую дорогу, вымощенную светлым камнем, то мне стало жутковато. По обочинам время от времени попадались небольшие шары из материала, напоминающего красно-зелёный мрамор, испещрённые полустёртыми белыми значками. Шаги порождали гулкое эхо, притом что отражаться звуку вроде было не от чего.
Ни дать ни взять фильм ужасов, где компания глуповатых подростков крадётся, нервно перешучиваясь, в какой-нибудь древний храм.
Я попросила остановиться ненадолго, уселась в любимую позу для концентрации потоков — со скрещёнными щиколотками — и развернула широкий, на сорок шагов, эмпатический купол второй ступени, как можно более рассеянный и незаметный.
"Ожидай худшего". Если первые два правила дяди Эрнана иногда бесполезны, то это подходит всегда.
Вскоре полоса из светлого камня упёрлась в подножье холма, высокого и пологого, со скошенной вершиной. Основание было по самым грубым прикидкам километра полтора в диаметре. В конце дороги высилось дерево в три обхвата с густой кроной, сильно прижатое к склону. Нижняя ветвь, с человеческий корпус толщиной, росла от основания под острым углом. С неё свешивались жёсткие вьюны, покрытые мелкими белыми цветами. Тейт сглотнул, покрепче сжал мою руку, затем, упрямо склонив голову, отвёл в сторону эту естественную "занавеску" и шагнул в открывшуюся арку.
То, что я приняла за холм, оказалось кольцом высоких стен.
Внутреннее пространство было выложено тем же светлым камнем. В нагромождениях скальных обломков я не сразу опознала строения, но потом заметила окна… и почти сразу почувствовала присутствие других людей.
Они просто выходили из своих странных домов, но по ощущениям — выплывали, как призраки. Высокие — по большей части выше нас с Тейтом. Непривычно одетые… У одних — сильно облегающие трико, где между штанинами накручено множество лент, скрывающих силуэт, но не мешающих двигаться. У других — сочетание невероятно широких брюк, перетянутых у колен и у щиколоток, со свободной кофтой, подобранной у пояса, у локтей и запястий так, что казалось, точно фигура состоит из шаров. У многих головы закутаны лёгкими шарфами на манер рыхлого тюрбана, и у всех — такие же "шарфы" широкими кольцами лежат на плечах, в несколько слоёв.
Ни у кого нет длинных волос — стрижки короткие, самое большое, по плечо.
И, шрах, даже не понятно, кто женщина, а кто мужчина…
Я рефлекторно выпрямила спину и расправила плечи почти до боли.
Рыжий упрямо вздёрнул подбородок. Между бровей появилась едва заметная вертикальная складка. Многие их тех, кто попадал в мой купол, ощущались размытыми тенями, эмоции и мысли словно что-то глушило. Никакой прямой агрессии, но у некоторых ярое неодобрение, липкая зависть, злость, предвкушение неприятностей для кого-то другого. У других — наоборот, сочувствие. В двух или трёх местах мигнули тёплые чувства — симпатия, радость, восхищение.
Большинство же были как зрители в цирке, когда дрессировщик без хлыста выходит к хищнику.
— Я вернулся, — громко сказал Тейт. Тут же притихли те, кто до сих пор перешёптывался. — И не один.
Тут собралось примерно три десятка человек, и постепенно вокруг нас сжималось кольцо. После этих же слов точно волна разошлась — любопытство, недоверие, жадность.
Вскользь я ощутила уже знакомый образ: насилие-использование-выгода.
Резонанс.