Макароны по-флотски

22
18
20
22
24
26
28
30

Мысом Доброй Надежды в полку называли стоящее на отшибе МОП (место общественного пользования), традиционный деревянный туалет типа «сортир» на две дырки с общей выгребной ямой. Тонкая фанерная переборка разделяла строение на два равноправных отсека – «мэ» и «жо», поскольку в полку, как и везде, была масса военизированных тёток. Трудно понять логику заговорщиков, но все три гения военной мысли, не сговариваясь, первым делом заглянули в дырку за литерой «Ж». Вокруг не было ни души, если не считать полусонного часового, кунявшего под постовым грибком в сотне метров от места проведения подрывных работ. «Мыс» в табель постам не входил, и часовому было начихать на двух офицеров и прапорщика, которые, воровато озираясь, одновременно зашли в отделение с буквой «Ж».

– Мало, – покачал головой НШ после внимательного изучения дучки органолептическим методом с применением органов зрения и обоняния. – Пошли в другую.

В другой дырке, понятно, оказалось столько же. НШ задумчиво почесал нос. Прапорщика же осенило первым.

– Яма ж общая, – радостно сообщил он, но осёкся, встретившись глазами с НШ (никогда нельзя показывать, что ты умнее начальства).

Капитан извлёк из кармана гранату и запал, ввинтил одно в другое. Между прочим, до сих пор непонятно, как они там втроём в сортирной кабинке поместились.

– Привязывай, – приказал он прапору.

Прапорщик ловко привязал к кольцу предохранительной чеки конец верёвки, составленной из двух длинных кусков разной толщины. Начальник штаба проверил правильность сборки схемы подрыва.

– Дай слабину, – требовательно сказал он и, взяв гранату в кулак, уверенным движением разогнул усики.

Граната с премерзким звуком чвякнула в разопревшее от жаркого лета душистое содержимое ямы. Аккуратно отматывая на ходу верёвку, подрывники вышли из заведения и, не оглядываясь, пошли к бугорку, что торчал из травы метрах в сорока. Конечно, имело смысл оглянуться, но...

– Ложись, – приказал начальник штаба.

– Оцепление бы выставить, – неуверенно пошутил прапорщик, но, раздавленный взглядом НШ, тут же превратился в амёбу.

Смутное предчувствие кольнуло изнутри капитана. Это было то самое пресловутое «чувство жопы», которое неизменно вырабатывается у любого нормального военнослужащего после пяти-шести лет ношения формы одежды. Этому чувству надо всегда доверять, иначе оно начинает постепенно атрофироваться. У НШ его, безусловно, уже не было.

– Я сам, – начальник штаба взял у прапорщика верёвку, выбрал слабину, хищно посмотрел на Мыс Доброй Надежды и закусил нижнюю губу. Сильной и уверенной рукой, не знающей дрожи, он резко дёрнул и невольно зажмурился. Через положенные секунды под Мысом глухо, но мощно ухнуло.

– Аминь, – сказал капитан.

– Пи$dец, – подтвердил начальник штаба.

И был совершенно прав.

Истошный бабий вопль – пронзительный, как сирена воздушной тревоги, полный безысходного ужаса и отчаянного изумления перед странностями этого непредсказуемого и коварного мира – извергся из недр гальюна и взвился в бездонное небо над крымской землёй. Со времён сотворения мира не слышала планета более горестных и страшных децибел. Мастера военного дела застыли на бугорке в упоре лёжа, напоминая греющихся на солнышке ящериц пустыни КызылКум. Часовой проснулся под своим грибком и на всякий случай приготовился досылать патрон в патронник. Звук тем временем достиг силы иерихонской трубы и оставил её далеко позади.

Раскалённым пушечным ядром, выбив изнутри ветхую дверь с буквой «Ж», из вибрирующего сортира вылетел источник звука. Точнее, вылетела: старший сержант узла связи, солидных габаритов военная тётенька – форменная юбка на голове, нижнее исподнее на щиколотках. Вся обляпанная когда-то вкусной и здоровой армейско-флотской пищей, которая годами укладывалась внутрь Мыса стараниями всего личного состава полка. Экс-пищей, уже искренне перебродившей, ждавшей и дождавшейся своего часа. Это были уже не простые обычные какашки, а самое что ни на есть знатное полковое дерьмо – пряное, доброкачественное и по липучести превосходящее напалм. Обезумевшая тётка крылатой ракетой с воем просвистела мимо обалдевших подрывников, которые едва успели её опознать, и скрылась за линией горизонта, унося с собой свои несбывшиеся мечты и разные добрые надежды. На территории полка воцарилась тибетская тишина.

– Ух ты... – восхищённо резюмировал прапор Петрович, который за свою службу повидал всякое, но не такое.

Тут следует пояснить, кем служил муж этой самой тётки в этом же самом полку. Вы правильно догадались: начальником штаба.