Матросик терпеливо нам всё это поясняет, а я, зажав мимические мышцы лица, искоса смотрю на Андрюху и вижу, что он вот-вот лопнет и всё на хер испортит.
– …и – да, вот так вот втираешь… вот так... А потом – ну ты ж чувствуешь, что уже это... дотуда достал, и оно всё уже там, где надо, и опять же по ней самой, по корове, видно, она ж голову поворачивает…
Вот тут Андрюха взял и всё испортил – не выдержал:
– …глядит печальными глазами и говорит: «А поцелова-а-ать?»
Парень мгновенно замолчал, набычился и отвернулся от нас, лицом к «психу». А тот тоже со стула сползает, икая и плача.
В общем, с тех пор у нас любой вызов в кабинеты старших начальников так и назывался: «искусственное осеменение». А побывавшие на ковре у командира, главного инженера и начальника штаба именовались не иначе как «оплодотворёнными».
Это ж военная служба… процесс такой, да. Восхитительный просто. Ты всегда всё чувствуешь, ощущаешь. А иногда могут не только оплодотворить, но ещё и поцеловать.
ИСЦЕЛЕНИЕ
Вот хотел рассказать вам историю, как бросил наш старпом пить – ну вот совсем бросил, вот безоговорочно, раз и навсегда; и ни капли в рот; вообще; а через три-то годика у него животик ка-ак заболел; и как пошёл он тогда сперва к нашему живодёру в лазарет, а тот пощупал-понюхал-полизал и направил в госпиталь (благо лодка в базе); а там у старпома дикую язву желудка нашли – ни больше, ни меньше, да притом совсем гнилую и заскорузлую какую-то язву – такую, что вот прям ложись и помирай; и как устроил он тогда сам себе по этому поводу поминки с командирами БЧ и начальниками служб, и три дня они там гудели напропалую – а что, третья задача-то уже сдана; и как пошёл потом он сдаваться нашим береговым эскулапам (думал, всё уже, в морг); а они там анализы как глянули, да так и обалдели, потому что никакой язвы и в помине нет – от слова «вообще», а ведь была, и ещё какая; и как танцевал он сальсу прямо там, в палате, с главврачом, начальником терапевтического отделения и самой старшей медсестрой Анфисой Семёновной; и как вечером второе рождение с ними справил, а потом опять справил и опять; и как служил он потом долго и счастливо, и стал командиром атомной подводной лодки, и в итоге живым-здоровым в училище на кафедру тактики удачно перевёлся...
Вот хотел вам эту историю рассказать, а потом что-то лень стало... Да и ничего в той истории, собственно, такого и нет. Рядовой случай в нашей 10-й дивизии.
НА БОЕВОМ КУРСЕ
По учебно-боевой тревоге все напряжённо скрючились в своих боевых постах, вперились в индикаторы, ухватились за ручки, прицелились пальцами в кнопки. Ровный гул турбин (свист внутри не слышен) нарушает щелчок боевой трансляции. И – циркуляром по всему кораблю:
– Внимание боевых постах! Говорит командир.
Все навострили уши. Пятисекундная немхатовская пауза – и громовым рыком из всех динамиков, по всему кораблю и (они ж снаружи тоже) на всё Чёрное (самое Чёрное на свете!) море:
– Вторая и третья боевые смены! И вообще все!!! Кому не хер делать! Приглашаются в БИП!!! Посмотреть на этих идиотов! Которые выдают дистанцию с точностью пять миль!!! А пеленг – с точностью сорок градусов!!! У вас есть пять минут, покуда я их всех не поубивал!..
Щелчок.
БИП – это боевой информационный пост. Мозги корабля.
Все с наслаждением отсчитывают секунды. Все, кроме тех, кто в БИПе. Но они в БИПе, их не видать – например, тем, кто у турбин. И те, кто у турбин, в ПЭЖе и в стартовых батареях, посмеиваясь, считают про себя: «...минута тридцать три, минута тридцать четыре...»
Щелчок. Громом из динамиков:
– Штурман – умница!
ebooksa