– Я бы сказала, здесь вопрос не в эгоцентризме, а в подсознательном неприятии себя самого. Когда ты не считаешь себя совершенным, видишь собственные недостатки и недоволен своей личностью, то стремишься примерить другие маски, сыграть новые роли, – Лизу неудержимо тянуло поговорить.
– С такой же легкостью можно допустить противоположную мысль.
Лиза заинтересованно выгнула бровь, и Джек продолжил:
– Потребность лицедействовать может проистекать от осознания собственной идеальности. Если человек считает себя безупречным, то теряет способность к самосовершенствованию. В такой ситуации неминуемо приходит скука. В человеке заложено стремление двигаться дальше. Он будет искать разнообразия, перевоплощаясь в новые образы, чтобы довести их до совершенства.
– Кстати, об искусстве, – проснулся молчавший Глеб. – Помните, как однажды Джек потащил нас в театр? Первый и последний раз. Потому что мы зевали весь спектакль.
– Кто зевал, а кто и нет, – Макс провел воображаемому противнику серию ударов по корпусу и закончил апперкотом. – Я там приметил одну актриску, пухленькую такую, кровь с молоком. И в тот же вечер ее оприходовал.
– Помним-помним, – ехидно улыбнулась Лиза. – Потом эта Мельпомена за тобой полгода по пятам ходила, умоляла прикоснуться к ее тоскующей сцене еще разочек.
– Не полгода, а пару месяцев, не преувеличивай, – поправил Макс.
– Я, между прочим, так и не понял, почему вам не понравился спектакль, – улыбнулся Джек, устраиваясь на подлокотнике кресла. – Постановка была очень приличная.
– Вот поэтому и не понравился! Нас тогда на неприличное тянуло! – ответил Глеб. Было так необычно – по-доброму, как много лет назад, разговаривать с друзьями, вспоминать забавные случаи и искренне веселиться. Память по-прежнему хранила обиду и горечь, но в настоящий момент неприятные воспоминания потускнели, как пыльные корешки библиотечных книг на дальней полке читального зала. Не было ни малейшей нужды ворошить их именно сейчас.
Последний раз Глеб чувствовал себя свободным от прошлого снежным декабрьским утром, когда проснулся один в незнакомом месте без памяти и эмоций. Он ощущал внутреннюю пустоту – словно кто-то лишил его всех признаков некогда сформированной личности – чувств, реакций, привычек. Наверное, он должен был испытывать страх или дискомфорт. Но не испытывал.
– Я еще не утратил намерения приобщить вас к прекрасному, – пригрозил Джек.
– Ванюша, ты же знаешь, прекрасное у каждого свое, – Лиза запрыгнула на подоконник и посмотрела вниз. Назойливый ветер подметал вечерние улицы. По опустевшему тротуару рывками перекатывалась выброшенная кем-то газета.
– Иногда, сталкиваясь с чем-то гениальным – будь то музыка, книга, картина, – я переживаю потрясение и подавленность. Не потому что завидую, а потому что остро осознаю мощь человеческой натуры, – Джек на секунду задумался, подбирая слова. – Человек – хрупкое существо. Ему достаточно споткнуться, чтобы сломать себе хребет. Его организм так слаб, что порой не справляется с элементарной ангиной, но его мозг способен рождать гениальнейшие творения. Разве это неудивительно?
– Старик, ты прав, – Макс выглядел серьезным. – Я испытываю что-то подобное, когда вижу красивую бабу.
– Ты в своем репертуаре, – беззлобно фыркнула Лиза.
– Не, не, правда! – всполошился Макс. – Вот ты думаешь: мужики гуляют из-за того, что кобели и сволочи? Ни хрена подобного! Причина в том, что все женщины – прекрасны, и нас, мужиков, к этому прекрасному влечет.
– Как заговорил-то, а? Просто песня! – Лиза спрыгнула с подоконника, приблизилась к Максу и обхватила ладонями его лицо. – Чего только не выдумаешь, чтобы оправдать свою промискуитетную натуру.
– Это ты ругнулась, да? – заподозрил Макс, отводя Лизины руки в стороны.
– Промискуитет – это беспорядочные половые связи, – Джек наслаждался происходящим. Как удачно друзья решили зайти в гости. Недавнее желание провести вечер в одиночестве теперь казалось ему преступным заблуждением. Джек не помнил, когда последний раз так беззаботно веселился.