Через оптический прицел я увидел его крупную лобастую голову. Расстояние большое, попасть будет трудновато, следует приблизиться хотя бы метров на двести. Так, чтобы уж наверняка. Стараясь не шуметь, спустился по развороченной насыпи, затем по гладкому каменистому склону, с которого, будто бы обрубленные прогнившие клыки, торчали каменистые уступы.
Посмотрев в оптический прицел, увидел, что медведь успел поменять положение. Теперь я видел не только его крупный лоб, но и морду, прикрытые глаза, с черной пасти на траву стекала длинная слюна. Будто бы прячась от человеческого взгляда, Антошка положил широкую лапу на голову, спрятав от моего взора закрытые глаза.
Вдруг под ногами зашатался непрочный камень. Ухватившись за выступ, я сумел удержаться, но на дно ущелья сердито посыпался обвал, цепляя на своем пути все новые и новые глыбы. Все закончилось грохотом уже в самом низу.
Я невольно перевел дух, подумав о том, что под обломками этого каменного нагромождения мог оказаться и я. Мне просто повезло. Вряд ли меня кто-нибудь отыскал бы в горах, погребенного под тоннами камней. Где-то на самом дне умолкла последняя сорвавшаяся россыпь. И вновь в тайге установилась дремучая тишина. Через тонкое дымчатое облако из заголубевшей высоты приветливо светило солнце. А ведь всего этого я мог больше никогда не увидеть.
Я принялся всматриваться в лежку медведя. Прощупывал глазами каждый куст, всякую неровность, каждое сомнительное пятнышко среди разросшейся зеленой травы. Однако медведя нигде не было. Он исчез, как если бы привиделся. А еще через минуту вдалеке послышался грохот камнепада, возможно, его создал убегающий медведь. Теперь этого уже не узнаешь.
Вздохнув, я закинул винтовку на плечо и продолжил спуск по склону, а вот и подножие, заросшее густой растительностью. В ноздри ударило запахом насыщенной зелени, настоянной на влажности травы. Этот запах не спутаешь ни с одним другим, так благоухает только нетронутая таежная трава.
В лесную тишину, раскатившуюся на тысячи верст, ненавязчиво просачивался шепот ручья, принося желанное успокоение. Верилось, что теперь все будет хорошо.
Вернувшись домой, я застал Аркадия, который, по-хозяйски расположившись за столом, попивал чаек с кренделями и развлекал беседой Надежду. В избе было уютно, тепло, пахло свежеиспеченными блинами и медом, и у меня, не евшего целый день, разыгрался нешуточный аппетит.
– А вот и он! – радостно проговорил Аркадий.
– Давно прибыл? – спросил я, усаживаясь за стол.
Настроение поднимала большая тарелка с блинами, установленная в самый центр стола. Блины были именно такие, какие я предпочитал: тонкие, едва ли не с папиросную бумагу, хрустящие и широкие, во всю тарелку. Здесь же в стеклянных вазочках стояло малиновое варенье и липовый мед. Как раз то, что нужно, чтобы провести время в приятной беседе.
– Минут двадцать назад… Елисеич здесь оставил, а сам дальше по каким-то своим делам покатил. Рассказывай, чего там видел?
Надежда налила мне чашку чая. Родная, домашняя, приветливая. Слегка пододвинув мне миску с медом, спросила:
– Не замерз? Что-то погода сильно испортилась.
– Нет, все в порядке. Я тоже думал, что дождь будет, но он куда-то в сторону ушел. – Посмотрев на Аркадия, сидевшего в ожидании, продолжил: – Видел Антошку.
– Да ну! Рассказывай!
– Он как раз ложился в свою лежку, несколько дней его выслеживал. Хотел было к нему поближе подойти метров на двести, чтобы наверняка пристрелить, да не повезло мне, камень под моими ногами в пропасть скатился, медведь услышал и ушел.
– Жаль, – не сумел скрыть своего разочарования Аркадий. – Хороший выстрел получился бы. И что ты теперь думаешь?
– Туда он теперь вряд ли вернется.
– Это точно!