Я развел в ответ руками. Дескать, мы, трудоголики, все такие: без работы никак. Дескать, как в песне поется:
И поднялся на второй этаж, где были монтажные.
В этот день мы со Свешниковым собрали полторы передачи. Для завершения программы мне не хватало кадров захвата и ареста убийцы, что мне обещал устроить капитан Ермаков. После чего я бы произнес в кадре заключительную речь о неотвратимости наказания и о том, что все наши поступки обязательно имеют продолжение в будущем. И это продолжение напрямую зависит от поступков.
Потом я позвонил Ирине, справился, как она, чем занята, и, получив очередное наставление быть осторожным, отключился.
Вовремя увидев Катюшку, я поспешно ретировался в буфет, где повстречался со своим оператором Степой Залихватским и предупредил его, чтобы он был готов по первому моему требованию сорваться с места и примчаться туда, куда я ему скажу.
– А когда, хоть предположительно, мне надо будет
– Предположительно, это четверг или пятница, – не очень твердо ответил я.
Вечер вторника я коротал примерно так же, как и вечер понедельника: названивал кому было можно, долго трепался с ними ни о чем, потом смотрел телевизор, во время просмотра коего и уснул. Мне снилась какая-то ерунда: тюрьма и ее обитатели в полосатых одеждах и полосатых же шапочках, похожих на шапочки академиков. Я тоже был одним из полосатых сидельцев, что меня крайне печалило.
«За что меня сюда?» – спрашивал я у охранников и тюремного начальства. Но они лишь загадочно ухмылялись и разводили руками. А когда я задал тот же вопрос начальнику тюрьмы, когда меня к нему вызвали, то он вежливо так мне ответил:
«Всякий уважающий себя гражданин Российской Федерации должен хоть один раз отсидеть срок в тюрьме. Только тогда он поймет, что к чему в нашей стране. Может быть…»
Потом начальник троекратно перекрестил меня, присвистнул и сказал:
«Спаси тя Господи».
После чего я вдруг оказался на необитаемом острове вместе с Томом Хэнксом, который все время простирал руки к океану, закатывал глаза под лоб и беспрерывно бормотал: «Вилсон, Вилсон, прости меня, Вилсон».
Снилась еще плачущая Полина Шлыкова в старомодном капоре, вытирающая слезы вышитым платочком, и Катюшка, которую я все время пытался затащить в развалины графского замка и там ею овладеть. Мне было стыдно перед Ириной за такие мои действия, но Катюшка была уж слишком хороша. И я оправдывал себя тем, что измена с Катюшкой будет простительна, поскольку в тюрьме и на необитаемом острове без женщин очень трудно.
Проснулся я почему-то с головной болью. Выпил кофе, пару таблеток цитрамона и отправился на работу. Шел, проверяясь. Опять как завзятый шпион. Или диверсант, заброшенный в тыл к противнику…
Мой приход на работу в среду был воспринят шефом как некое явление. Ну будто я прошелся по Москве-реке пешком, проваливаясь в воду только по щиколотку. Увидев меня, он не нашелся ничего сказать и просто прошел мимо, кивнув в знак приветствия. Я в ответ кивнул тоже. А может, он просто стал привыкать к моему ежедневному приходу. Поди разбери, это высокое начальство!
Делать было натурально нечего. Именно от нечего делать я стал записывать какие-то свои мысли, что приходили в голову, в результате чего получился не то рассказ, не то эссе про жизнь и людей в этой жизни.
Может, глупость, а может, и нет… Главное, что время до обеда пролетело, как четверть часа.
В буфете я снова повстречал Степу Залихватского. Прописался он, что ли, здесь?
– Привет, – сказал Степа.