Противостояние

— Ха-ха! — весело прыснула девушка. — Так тебе и надо, может быстрее смысл в жизни найдешь.

— Молодежь хватит ржать. Ты, — палец Степана указал на Ушастого: — Тряси бидон и молчи. А, ты, — теперь палец уперся в девушку: — Бегом в машину за бутербродами и кофе. Будем держать военный совет!

Девушка обиженно надула губы, но ослушаться не посмела, и уже через пять минут на огромном капоте внедорожника красовалась импровизированная скатерть-самобранка. В центре стоял большой термос, в окружении нескольких металлических кружек и пластиковых контейнеров с разнообразным «походным» фаст-фудом.

Пока девушка раскладывала еду по тарелкам, а парень усиленно делал вид, что трясет бидон, Степан рассматривал на экране планшета фотографии улиц Киева — необходимо было выбрать цель для следующей акции.

Вот уже две недели, как Степан возглавлял небольшую группу молодых людей, которые за это время успели провести несколько «громких» акций, прогремевших на весь Майдан. Началось все с той самой ночи, когда его пьяного забрала «самооборона» Майдана. Как забирали, Степан не помнил, подкравшийся сзади боец вырубил ударом по голове. Очнулся Левченко только в полдень следующего дня и то не по собственной воли, а из-за активных действий медиков — приглашенная медсестра вколола ему какой-то гадости, от которой он подскочил как ошпаренный. Вскочил с роскошного кожаного дивана устрашающе огромных размеров. Помимо дивана и медсестры в комнате было целое сборище молодых людей: человек двадцать — парни и девушки, по внешнему виду которых можно было сразу казать, что их родители не имеют никаких финансовых проблем.

Почему то все присутствующие смотрели на Степана как на живое воплощения какого-то божества, одна, особо впечатлительная барышня, аж рот раскрыла от удивления, и Левченко с удивлением обнаружил, что у неё в языке устрашающих размеров серьга. Хорошо, что в этот момент дело в свои руки взяла Варя: она то и объяснила, как Удав попал в эту квартиру, на этот диван. Оказалось, что именно Варя его спасла от неминуемой расправы. Дело в том, что официально алкоголь на Майдане был под строжайшим запретом и всех кого ловили «подшофе» тут же записывали в «титушки» и «провокаторы», и совершенно понятно, что ожидало таких бедолаг при встрече с патрулями «самообороны»… ничего хорошего не ожидало, в лучшем случае избивали и выкидывали за пределы Майдана, а в худшем случае — могли и забить насмерть… прецедентов хватало. Варя видела, как из кафе выносят мертвецки пьяных: Левченко, Иванова и Круглого. Поскольку из всех только Степан был ранен — на затылке красовалась огромная шишка, а кровь из рассеченной коже капала на снег, оставляя за собой цепочку ярко-красных следов, как будто кто-то рассыпал ягоды рябины, то именно его девушка забрала к себе домой. Конечно, забрала не просто так, а вызвав помощь в виде охранников отца. Все-таки отец Вари, был видимо «в авторитете» на Майдане, потому что один вид его охраны, даровал свободу всей троице. Иванова и Круглого отнесли просыпаться в палатку, а Степан был доставлен в квартиру Вари и аккуратно уложен на этот роскошный диван.

А дальше все произошло по воли случая — Варя решила поискать во всемирной паутине хоть какие-то сведения о своем новой постояльце, который сейчас находился в беспамятстве… и нашла! Оказалось, что Степан Левченко — «террорист», находящийся во всеукраинском розыске, за попытку захвата здания исполкома одного из крымских городов. И в этот миг Степан превратился в настоящего героя для отдельно взятой группы золотой молодежи. Пока Левченко валялся в беспамятстве на диване, Варя обзвонила своих друзей, которые, как и она разделяла идеи Майдана и предложила им создать свой собственный боевой отряд, а командиров этого отряда должен был стать Степан.

Удав впервые минуты после того как пришел в себя, думал, что он еще спит — уж слишком неправдоподобной было окружающая его реальность. Ну, подумайте сами: вы очнулись в грязном тряпье лежа на роскошном диване, стоящем в шикарной квартире и вокруг вас несколько десятков молодых парней и девушек, которые хором уговаривают вас стать их командиром и вожаком, чтобы вести их на войну. Согласитесь, это больше похоже на сон, чем на реальность.

Но потом все-таки Левченко поддался на уговоры и тут же провел жесткий отбор кандидатов в свой отряд, он назвал несколько критериев, которыми должны были отвечать новоявленные бойцы. Из двадцати человек, только восемь подошли более-менее нормально, еще четверых можно было использовать в качестве обслуживающего персонала или хозяйственного отделения, ну, а остальные были тут же изгнаны из квартиры, они не прошли два главных критерия: физическое здоровье и возраст, то есть были или слишком «дохлыми», или не достигли восемнадцати лет.

Левченко посмотрел на Варю, которая сейчас резала сыровяленую колбасу, и неожиданно для себя улыбнулся. Девушка ему нравилась… очень нравилась: с ней было легко и просто. Настоящая боевая подруга, хоть и младше на пятнадцать лет. Варе два месяца назад исполнилось двадцать лет. Именно на двадцатилетие ей и подарили ярко-красную красавицу «бэху». Отец очень любил дочь и ни в чем ей не отказывал… баловал, хоть назвать Варю избалованной было нельзя, все-таки воспитание в военной семье прививает строгость и дисциплины с детства. Именно папа Вари больше всего сейчас и беспокоил Степана: как-то не вязалось, что ухоженная, молодая девушка, ходит в военном бушлате, стоптанных грязных ботинках и всерьез обсуждает тактику применения «коктейлей Молотова» против сотрудников милиции, а её папа, который безумно любит свою дочь, терпит все это. Скорее всего, отец до сих пор думает, что дочь раздает чай и кашу на Майдане. Левченко для себя сделал мысленную заметку — как только вернется в Киев найти отца Вари и поговорить с ним.

— Ну, что атаман, вы придумали, что мы будем делать дальше? — игриво подмигнув, спросила Варя.

— Придумал, — коротко ответил Степан. — Надо выявить пути отхода «Беркута», когда они сменяются и напасть на них. Заблокируем их автобус и закидаем «зажигалками».

— Да, ну на фиг! — возмутился Егор, перестав трясти бидон. — Если будем действовать где-нибудь за пределами Майдана, где нет журналистов, то о наших действиях никто не узнает. И смысл тогда все это делать? Нам бы, что-нибудь, как в самый первый раз, когда мы с одной стороны облили ментов бензином, а когда они отвлеклись на тушение пожара, перебили нескольких «внутряков» стреляя из самопалов им в ноги. Вот это было круто! Я потом видел себя в нескольких видеосюжетах.

— Ушастый, пока я здесь командир, то именно от меня будет зависеть, что, где и как мы будем делать. Понял? — жестко пресек речь парня Степан. — Или ты против?

— Змей, ты что?! — Ушастый поставил бидон на землю и замахал руками от возмущения. — Я ж… я просто хотел сказать, что… ну, в общем, ты — главный, а я — чмо!

В этом новом отряде Степана называли — Змеем, а сам отряд гордо именовался — змеиной сотней. Левченко относился ко всем этим позывным и прозвищам с легкой иронией, ну хочется молодежи почувствовать себя крутыми бойцами, пусть играются… ему жалко, что ли. Настоящее прозвище надо заслужить, кличку придумывает твое окружение, а не ты сам. Только так и не иначе, а если человек сам придумал себе прозвище, то это не боевая кличка… это — ник, для интернет — форумов, которыми прыщавые малолетки прикрываются во всемирной паутине. В итоге, каждый член отряда придумал себе кличку — позывной созвучный с каким-нибудь пресмыкающимся гадом.

Варя стала — Гюрзой, Егор — Аспидом, Вовка — Ужом, Света — Мамбой, Валера — Питоном, Аслан — Гадюкой, его брат Руслан — Коброй, а самый младший член отряда восемнадцатилетний Паша — Анакондой. Но, Степан называл их все равно на свой манер, поэтому: Егор был — Ушастым (его уши торчали намного больше, чем положено приличным ушам), Вовка — Толстым (парень проводил все свободное время в тренажерном зале и накачал такую «мышцу», что больше походил на рекламу стероидов и анаболиков чем на живого человека), Света — Серьга (из-за той самой серьги в языке, которая так сильно поразила Степана, в первую их встречу), Валеру — Пиндосом (парень бросил учебу в самом престижном университете Америке — Гарворде, ради Майдана), Аслана и Руслана — именовал соответственно: Абдулла и Абдулла-два, ну а Пашка, получил кличку — Паштет… и только Варя именовалась как Гюрза или Варя. Степан выделял девушки из числа остальных, но это никого не удивляло, скорее наоборот все восприняли это как само собой разумеющееся, ведь они спали вместе.

— Егор, я понимаю, что тебе хочется известности и показухи, но для общего дела важен результат, а не сам процесс, — нравоучительно произнес Степан. — А самое главное, это безопасность группы. Я не буду рисковать никем из вас. Понятно?

— Понятно, — кивнул головой Егор, соглашаясь со словами командира. — Но, хорошо бы, что-нибудь такое, как позавчера. А? Когда мы титушек поджарили! Я даже не ожидал, что так все получится. Как мы их, а?! Всемером против двух сотен! Жаль, что только в самом конце догадался камеру на «смарте» включить, хотя там все равно ничего не было бы видно, одно мельтешения, да пыхтение от бега, но зато какой финал! — восторженно закатив глаза, от удовольствия произнес парень: — Они как вломятся в проулок, а потом п-шшшш… и стена огня! Все-таки хорошо, что мы тебя выбрали своим командиром, так воевать намного веселее, чем эта непонятная толкучка на Майдане.

Степан вспомнил события двухдневной давности и поежился, мысленно поблагодарив богов за чудесное спасение. На самом деле все произошло спонтанно и неожиданно, а закончиться могло все очень и очень трагично — порвали бы их как тузик грелку и все! Степан, Ушастый и Толстый сидели в засаде, выслеживая мужика, которого подозревали в шпионаже в пользу властей, этот гаденыш был несколько раз замечен среди баррикад, а потом в «сети» всплывали лица майдановцев неприкрытые балаклавами, он умудрялся поймать момент, когда кто-нибудь из борцов за свободу снимал на краткий миг маску, закрывающую лицо. Заметил его вездесущий и пронырливый Паштет, он же и прикинул примерный маршрут злодея, оставалось только поймать этого мерзавца и обыскать его, ну а если при нем бы нашлись доказательства вины… то, согласно закону революционного времени — судить на месте — переломать руки и ноги! Но вместо того, чтобы выследить и поймать добычу, охотники чуть сами не стали жертвой — нарвались на большую группу титушек, рыл в двести. Как это часто бывало, Левченко в моменты смертельной опасности соображал быстро и точно — отдав короткое распоряжение Ушастому, он отправил его одну сторону, а Степан и Толстый, побежали в другую. Это уже потом, Ушастый всем рассказывал, что командир и Вовка Уж бегали по улицам выигрывая время для него, а на самом деле, Левченко, просто заблудился и только в самый последний момент нашел нужный проулок. В этом проулке, стоял «Фольсцваген мультивэн» в котором привезли горючую смесь для «коктейлей Молотова» — два десятка пятилитровых пластиковых баклажек, а остальные члены отряда сейчас занимались тем, что переливали их содержимое в стеклянные бутылки. В спасительный проулок Толстый и Степан буквально залетели, убегая от преследовавших их разъяренный титушек, разрыв был минимальный — не больше десятка метров. Прошлепав подошвами ботинок по дурнопахнущей луже, которая разлилась поперек проулка, Левченко и Вовка Уж, с разбегу вскарабкались по двум доскам, прислоненным к забору и уже через мгновение оказались в относительной безопасности — в соседнем дворе, какого-то административного здания. Здесь уже были все свои — обе валькирии отряда: Света и Варя, братья Абдулаевы и Пиндос, не хватало только Ушастого, но если все было сделано так, как ему велел Степан значит, и он тоже должен быть где-то поблизости… он и оказался поблизости — сидел верхом на заборе и внимательно вглядывался в темноту. Когда по ту сторону забора раздался топот множества ног, тяжелое дыхание и шлепанье по лужам, Егор победно взревел и, чиркнув зажигалкой поджег тампон, которым было забито горло поллитровки, а уже через секунду бутылка улетела в темноту и громко звякнув об асфальт проулка взорвалась маленьким вулканом… а следом взметнулась огненная стена — почти сотня литров быстровоспламеняющейся смеси, приготовленной по технологии изготовления напалма. Внутренний дворик тут же наполнился криками паники и боли. Но «змеенышам», как себя именовали парни и девушки в группе Левченко этого показалось мало и через забор полетели бетонные плитки, целая полета, которых так удачно стояла поблизости. Кидали не глядя, лишь бы перекинуть через забор, но даже это, судя по звукам, принесло свои плоды. Уже потом, на следующий день, Паштет нашел сообщение в интернете, что в ходе ночного столкновения были госпитализированы восемнадцать человек — все с ожогами разной степени, а троих закрытые черепно-мозговые травмы… потом, кстати, один из этой троицы впал в кому и через сутки умер, так и не приходя в сознание. Эта смерть почему-то так обрадовала всех «змеенышей», что Удаву, стало как-то не по себе, даже женская половина отряда радовалась как дети, которым на Новый год дед Мороз принес по ошибке лишний подарок. Левченко же наоборот, расстроился из-за этого. Смерть не известного ему молодого парня, который приехал в Киев из Днепропетровской области, расстроила и зацепила его до глубины души. Одно дело биться против специально обученных бойцов милицейского спецназа и «внутряков», и совсем другое дело азартно кидать в темноту тротуарную плитку, а потом узнать, что одна из этих каменюк проломила голову молодому парню, который толком и пожить то не успел. Но эти моральные терзания прошли быстро — уже на следующий день ближе к вечеру один из «хозвзвода» — шестнадцатилетний толстяк Гена Харитонов нарвался на титушек, которые очень сильно избили его. Парень оказался в больнице с переломанными ногами, отбитыми почками и лопнувшей селезенкой. Тогда-то Левченко и свыкся с мыслью, что он теперь на войне и все, кто не с ними — враги, который не стоит щадить и жалеть. Война не прощает «нежностей и соплежуйства».