Статист

— Она в порядке. Скоро университет заканчивает. Есть у нас взаимная симпатия, но пятнадцать лет разницы — не шутка.

— Не того боишься, дружище. Многие живут с молодыми жёнами и чувствуют себя вполне комфортно. Я бы на твоём месте не парился по этому поводу.

— Кто бы говорил! — усмехнулся Роман. — Тебя под дулом пистолета не женишь.

— Я — другое дело. Я женатым не был. Мне семейная жизнь противопоказана. Да и кто меня вытерпит? Хотя, если честно, мысли о создании семьи меня стали посещать. И последнее время всё чаще. Но я списываю это на одиночество и старение. Когда ухожу в море, всякая дурь из головы выветривается, и я снова становлюсь самим собой. А вот и Донато! Hola! C0mo estas, Donato?

К ним подошёл мужчина невысокого роста, средних лет, с морщинистым лицом, жилистыми руками и с огромным подносом.

— Bueno, senor John! — с улыбкой ответил мужчина, ставя на край стола поднос.

Пока Донато выставлял тарелки с различными блюдами, Ярин что-то ему говорил на испанском. Тот молча слушал и кивал головой. Затем, пожелав гостям приятного аппетита, удалился.

— Это муж хозяйки, — пояснил Алексей. — Я спросил у него, как он поживает, а Донато ответил, что хорошо. Потом я попросил его угостить посетителей за мой счёт «Гран-Феудо». Недорогое красное сухое вино, но местные его уважают. В жару такое в самый раз.

Кода Донато поставил на три столика бутылки с вином, посетители уважительно закивали головами и что-то стали говорить «Джону» Ярину. Тот поднял наполненный бокал и крикнул в их сторону:

— Amigos, les pido que beber a mi viejo amigo Romano.

Криницыну он перевёл:

— Я попросил их выпить за тебя, Рома.

— Спасибо! Я это понял, — сказал Роман, вежливо кивая в ответ на приветственные возгласы испанцев.

— Ладно, не обращай сильно внимания на местных завсегдатаев. Через пару минут они о тебе забудут и возобновят свой привычный разговор о рыбалке и ценах на рыбу. Им всегда кажется, что всё вокруг дорого, кроме рыбы. Ни разу не слышал здесь разговора о женщинах или каких-то серьёзных вещах. Ты лучше налегай на паэлью. Нигде так не готовят это блюдо, как здесь. Каждый день её ем — и не надоедает. Правда, иногда так захочется нашего армейского борща, что хоть домой возвращайся.

Он осёкся, задумался, а потом грустно добавил:

— Домой. А где мой дом? Разве что яхта.

— Ты же говорил, что у тебя дом почти у самого моря.

— Это дом брата. Да и то записан на тёщу. А раньше он принадлежал Гриневскому. Но дело не в этом. Боря никогда меня не попросит убраться. Просто всё временно как-то. У меня и на Родине не было ничего постоянного. Умом понимаю, что пора осесть, определиться, может быть, даже женится, но натура одиночки постоянно становится поперёк разума. Вот на яхте я себя чувствую в своей тарелке. Что улыбаешься? Ты ешь, ешь. Погоди, завтра дам тебе порулить в открытом море. Когда за горизонтом исчезнет берег и ты окажешься там, где, кроме воды и неба, ничего нет, где простор и синева, где чувствуется мощь и величие океана, а ты такой маленький, ничтожный посреди этой водной пустыни, вот тогда ты поймёшь, какое это наслаждение — ощущать себя частью огромного мира, готового тебя поглотить. Но у тебя есть палуба под ногами и штурвал в руках. И всё зависит от надёжности судна. Моя яхта хоть небольшая и неновая, но крепкая и красивая. Тебе, уверен, понравится.

— Даже не сомневаюсь. Ты так красиво рассказываешь, что я уже заразился от тебя морской романтикой.

— Лишь бы не морской болезнью, — расхохотался Алексей. — У меня была такая проблема при небольшом шторме. Но тебе повезло: в ближайшие дни штиль сохранится. Сможем не только на яхте прогуляться, но и в аквалангах понырять. Ну, как тебе паэлья?