Андрей внимательно слушал, искал нестыковки. Показания совпадали — неидеально, разнились в мелочах, но так и должно быть. Супруги могли договориться, хотя зачем? Согласно показаниям Франчески, все так и было. Но горничная не могла постоянно находиться при гостях — она была обязана отлучаться на кухню.
— Спасибо, Шелли, вы нам очень помогли, — поблагодарил Андрей. — Вы наблюдательная женщина, скажите, кто, по вашему мнению, мог подсунуть Алексу бутылку с ядом?
— Вообще-то я не уверена, что бутылка с ядом имела место, — сделала неожиданное заявление Шелли. — Полиция эту версию не подтвердила, хотя Эмма растрепала всему миру, что именно так и было. Я не знаю, честно говоря, было ли это убийство… Алекс не производил впечатление человека с больным сердцем, но Бенджи… простите, доктор Портер уверен, что у Алекса имелись первичные признаки недомогания. Ума не приложу, в чем они проявлялись, но медику виднее. А если это был яд… то, кроме Эммы, больше никому в голову не приходит.
Шелли с вызовом уставилась ему в глаза. В ней обрисовалось что-то недоброе, хищное.
— Вы подозреваете Эмму? — удивился Андрей. — Несмотря на то что она ваша подруга?
— Но вы же просили меня ответить искренно? Если Эмма совершила преступление — разве она может быть подругой?
— Что дает вам основания так думать? Надеюсь, с этим не связан доктор Портер?
— А при чем здесь доктор Портер? — Шелли беспокойно шевельнулась. — Эмма призналась по секрету: у нее был секс с одним парнем из службы ремонта… Она мучилась, не могла держать это в себе… О, поймите меня правильно, — спохватилась женщина, — я ничего не хочу сказать дурного про Эмму…
Он не мог избавиться от мысли, что переливает из пустого в порожнее, бездарно тратит драгоценное время. Но ничего полезного в голову не приходило. Кто убил Алекса — не самая архиважная загадка, но он убедил себя, что решение подтолкнет, позволит двигаться дальше. Доктор Портер предстал невозмутимым и вежливым. Он подробно отвечал на вопросы — если считал, что они заслуживают ответа. Если же нет — изящно объезжал их на кривой козе. Нет, при себе у него не было никаких пакетов, сумок, рюкзаков и чемоданов. Виски он не пьет и другим не советует — от виски плохо утром и портится цвет лица. И вообще, будучи истинным англосаксом, он не любит ничего шотландского. Эти парни с гор еще не слезли. Отпочкуются от Великобритании — туда им и дорога. Тему своих отношений с Эммой он всячески избегал. Нет никаких отношений — Бог свидетель. Он хорошо относится к Эмме, хорошо относился к Алексу. А все остальное — наветы завистников… И снова все как по писаному (начинало раздражать): посиделки в бильярдной, легкие закуски за столом, партия в «американку», прогулка по саду, «тяжелые» закуски — Эмме так удается ее запеченное, ни с чем не сравнимое говяжье мясо — объект лютой ненависти всех вегетарианцев мира! Алекс поднимался в кабинет, потом еще раз ушел, когда пришло сообщение из налогового департамента… Бедная Эмма, как ему жалко эту несчастную женщину! И Алекс был такой положительный мужчина, честный коммерсант, примерный семьянин…
— Хотя, позвольте, — встрепенулся Портер, — я кое-что вспомнил. Когда мы в первый раз посетили бильярдную… Лепард вышел первым, сообщив, что ему надо посетить уборную. Это «заведение» находится в этом же коридоре, между бильярдной и лестницей. Он удалился. Мы с Алексом покинули бильярдную буквально через минуту. А когда выходили в холл, Лепард, застегивая штаны, уже пристроился сзади…
— Вы видели, как он входил в уборную? — насторожился Андрей.
— Не видел, — покачал головой доктор. — Вышел, свернул налево по коридору…
— В ту сторону, где лестница на второй этаж?
— Ну да… А когда мы вышли из бильярдной, он уже был сзади. Так что в холле мы возникли все втроем. Как он покидал уборную, я, кстати, тоже не видел.
— Было ли у него что-то в руках, в карманах?
— О нет, — засмеялся врач, — бутылку «Лафроег» в кармане не спрячешь. На нем был тонкий джемпер, обтягивающие брюки. Да и временем он не располагал, чтобы проделать что-то злодейское. Я не поклонник Дона Лепарда, но… нет. Крайне малая вероятность, что он где-то подобрал бутылку с отравленным виски, долетел до кабинета Алекса, сунул ее в бар и вернулся, застегивая штаны… Позвольте вопрос, мистер Гринфорд? Откуда взялась эта версия с отравленной бутылкой? На основе того, что Эмме пришло в голову? Я разговаривал с полицейским врачом. Он подтвердил: полиция забрала осколки бокала и разбитую бутылку «Лафроег», но на стекле не оказалось никаких следов яда. Или вам известны новые результаты экспертизы?
— Примерно так, мистер Портер. Позвольте встречный вопрос. Что дало вам основания предположить, что у Фридмана были проблемы с сердцем?
Портер не смутился, пожал плечами.
— Однажды Алекс попросил помочь спустить старый буфет в подвал. Купил новый, а старый стало жалко. Не звонить же в фирму ради такого пустяка. Я подъехал, мы стащили этот окаянный буфет. У Алекса возникла сильная одышка, он морщился, жаловался на пульсирующую боль в спине. Больное сердце — это не значит, что болит там, где сердце. Весьма распространенный симптом, уж поверьте. Другое дело, что он никогда не обращался к врачу…
Беседа с Лепардом также не стала откровением. Он поднялся на второй этаж спокойный как удав, почти не выдавал волнения. Сидел, разминая холеные пальцы, с ироничной ухмылкой на губах, весь на страже, готовый к худшему повороту. «Эх, парень, знал бы ты, что меня не волнуют твои махинации, проворачиваемые втайне от Фридмана», — думал Андрей, неприязненно разглядывая визави. Тот повествовал о том, что Андрей и так знал. В четвертый раз та же самая история. И как же жаль, черт возьми, что не стало такого отличного человека! И теперь одному придется тащить весь этот воз — при том, что вдова никуда не делась, и половину прибыли придется отстегивать ей. Последний постулат Лепард не озвучивал, но он лежал на поверхности. Формально же фигурант говорил правильные слова: о прекрасной семье, о двух женщинах, оставшихся без кормильца…