Фоторобот в золоченой раме

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что-то подустал я. Старость не радость… Поехали-ка по домам. Завтра отсыпаемся. Часа в два встречаемся. И едем с Левицкими беседовать.

Из помещения вышел оперативник из ГУБЭПа и спросил с некоторой завистью:

— Отчаливаете?

— Дипломатично удаляемся, — сказал Шведов.

— Везёт. А тут с этой дурой, чувствую, до утра торчать… Кстати, знаете, что мы на хате у Левицких надыбали? Сводки наружного наблюдения. Объект вышел. Объект вошёл. Чем-то похожие на те, которые делает МВД, но несколько в иной стилистике. Какая-то частная сыскная фирмочка работала.

— За кем ходили?

— За потерпевшим.

Платов сразу вспомнил фотографию у киллера, по которой он должен был исполнить Кононенко. Она похожа на те, которые делает «наружка».

— Вот, значит, как, — задумчиво протянул он. — Ну что ж, есть тема для разговора с Левицкими. По поводу мокрухи…

* * *

Лукашкина не обманула — она включила оперативников в список на допуск к обвиняемым, так что теперь они имели удовольствие вплотную пообщаться с задержанными.

Выводной ввёл Левицкую в комнату для допросов с привинченной к полу мебелью. Ирина уже уверенно держала руки за спиной, выглядела неважно — под глазами мешки, бледная и всклокоченная.

— Что вы от меня хотите услышать, господа? — произнесла высокомерно, будто снисходя до неразумных детей. От её пустого, будто безжизненного взгляда Платов даже поёжился.

— Явку с повинной мы хотим, — сказал Шведов. — Лучше подробную. Как вы совершили мошеннические действия. Кто это выдумал. Роли каждого.

— Вы смеётесь? Что за абсурд. Я вообще не понимаю, о чём идёт речь.

— Подделки — больше ничего. Которые вы продали гражданину Кононенко.

— Я? Продала? — искренне удивилась Левицкая. — О чём вы? Я вообще не торгую картинами.

Шведов с интересом посмотрел на неё:

— Вы официально заявляете, что не торгуете антиквариатом?

— Я не торгую антиквариатом. И ничего не продавала Кононенко.

— А для чего вам «Галерея классического искусства» и столько антиквариата? Не для торговли?