— Разжаловали меня из воров. Ты руки ко мне не протягивай, я теперь из опущенных.
Весть была неожиданная, сродни зимнему грому.
— А я думаю, что ты со мной на расстоянии и говоришь так, чтоб не видели, что со мной. Ну, спасибо, что упредил. Как тебя угораздило? — Теперь Павлу стало понятно, почему Севан не взял из его рук махорку, а попросил положить.
— Ты меньше спрашивай, я сам скажу, времени немного. Помнишь, я рассказывал, что мне чужого медведя в Туле лепят?
Павел кивнул.
— Там был такой краснопёрый по фамилии Ремизов. Это он меня подрядил на это гнилое дельце. Ключей у него не было, они были только у старшего следственной группы, а папочки его интересовали очень. Где-то он напортачил, а братва его мусорская нарыла. В том сейфе смерть его была. Долго он меня укатывал — я тогда человеком свободным был, да и не знал, что он при погонах. Рассказал, что братва готова скинуться за документы из того сейфика. Грузил, грузил, рассказывал, что это проще простого, что окна не зарешёчены, а закрывается медведь только на ригельный замок. Цифре никто ума не мог дать — сломана была. И за куш договорились, я ещё думаю, немало, а чё? Можно было бы, это ж отдел, а не банк. Так тот ещё пообещал накинуть. Тут я и лоханулся. Аванс не попросил. Гордость взыграла, когда он меня на «слабо» взял. В общем, ломанул я тот сейф и папочки изъял. Всё его дело было — организовать, чтобы шпинделя были подняты на окне.
Потом завтра гребу со свёрточком, пивка хлебнуть, встреча вечером — глядь, вылазит мой заказчик из кабины грузовика и в форме! Я и свернул сразу в сторону, так и дал ходу. Не отдал я ему папочки. Одно дело — братанам подмогнуть, другое — ментёнку. Вот, думаю, встрял в переделку, так это всё только началось.
Через годик, когда приняли меня в Ростове, открывается дверь и закатывается товарищ Ремизов во всей красе: при шпалах, сапогах хрустящих и кобуре. Только теперь фуражка у него синяя — понял, да? Подаёт фиге[18], которая меня приняла, бумаженцию за семью печатями. Так, мол, и так, пассажир наш, получите документы. Поместил меня у себя в заведении на пару дней: мол, верни папки. А я-то не фраер, я ж сразу смекнул — как только верну, так и будет мне счастье весом в девять граммов. Я ж тогда ригель обратно закрыл, не постеснялся. И контрольку наслюнявил. Говорю ему, не было меня в отделе этом окаянном, я ж аванс не просил, сказал — подумаю. А тот орёт: а окно для кого открывали?
Севан глубоко закашлялся и потом торопливо продолжил:
— Попал я на чекистские хлеба надолго, а тут ты и нарисовался. Я сразу тебя приметил. Фамилию запомнил. Я ж папочки с большим интересом читал, думаю, кто ж мой заказчик? А в одной из папочек Черепанов Павел Трофимович фигурирует как парень ответственный, ординарец какого-то шишака. Там дело про аварию было, потому мне неинтересно было. Наша публика за такими делами гоняться не будет, я думал, другие заказали, которые патронов подводу слямзили.
«Не останавливайся, не останавливайся, сейчас к работе скомандуют!» — пульсировало в голове Черепанова.
— Ну, я ж не могу зарисовывать, что история твоя мне знакома, вдруг ты наседка? А Ремизов всё прессует и прессует. Уже и Общество раскрутили, уже и суд на подходе, а он всё никак не угомонится. Потом вызвал как-то и говорит: знать не хочу, брал ты сейф или нет. Дело открыто, вышак твой. Гарантию даю. Есть только один шанс спрыгнуть с этого поезда. Ты мне таки поможешь. Я ему: так не по правилам это, не по закону, ты ж администрация. А он мне — я не администрация, я человек, который твою жизнь сейчас аккуратненько двумя пальцами держит. Захочу, говорит, отпущу, не захочу, будешь жить. Что там у вас за попытку побега? Авторитет и молва народная? Я ему: а у вас? Вышак тот же самый, только в спину и на месте? Стреляй щас, если задумал!
Мурыжил он меня недолго. Говорил, что от вышки убережёт, если я тебя на этапе под вагон дёрну. Говорил, что это за рывок не прокатит, что это агентурное поручение. Ты ему был нужен… Но обвёл опять, сучёнок! За попытку побега долили мне таки. Ну а вышка, как ты видишь, проехала мимо. Потом эта падла закинула братве маляву[19], что я сексот[20]. Сразу не прикончили, решили в петушатник закинуть. Так что обязан я этому Ремизову по гроб жизни. Уже скоро рассчитаемся, мне мало осталось.
Павел внимательно запоминал каждое слово Севана с тем, чтобы запомнить ход событий. Все выводы он будет делать потом.
Рельса зазвенела, и зеки стали шевелиться.
— Ну, вот и излил я душу свою, могу дышать теперь. — Севан тоже поднялся на ноги и отряхнул ватник. Ты это, наверно, тоже почитать хочешь? Запоминай! Ростов, третья Кольцевая, 69. Это дом моей бабки. Чердак. Между лагами и черепицей в дальнем левом углу.
— Шевелись, тараканы беременные! — прикрикнул охранник на Севана, который уже пропустил вперёд себя двух ходоков.
— Прощай, Севан… — Черепанов знал, что больше его никогда не увидит.
Громкий сигнал автомобильного гудка заставил Павла отпрыгнуть в сторону. Во что превратилась Москва! Улей! Машины совершенно новых моделей вытеснили с её улиц старьё, которое в революцию и в Гражданскую возило и людей, и грузы в одном и том же кузове. А вот эта невиданная техника, которая берёт электричество из проводов! И не трамвай, и не похожа на автобус! В двадцать первом году её ещё и не изобрели, наверно.
ebooksa