— Вот же дерьмо нулячье, — вырвалось у меня.
Я хотел отозваться, но в голову ударила такая боль, что, казалось, мой череп треснул вместе с землей. Все потемнело, и я мешком свалился, успев заметить только, как передо мной появились сапоги Волчицы.
— Тебя просили слиться со стихией, первушья твоя башка, — выругалась Хильда, едва я открыл глаза.
Я лежал в незнакомом помещении. Потолок из точно подогнанных досок, поперек которых шли толстые брусья. На деревянных стенах висели прозрачные фонари с яркими свечками внутри.
Не трудно было догадаться, что это дом Хильды. Я еще ни разу не был внутри.
В голове было такое ощущение, как на следующий день после головной боли. Вроде бы уже и не болит, но остался странный осадок, какая-то гудящая пустота.
— Говорить можешь? — спросила Волчица.
Я пожал плечами, потому что не был уверен. Хильда кому-то кивнула, и сбоку появилась полноватая рука с глиняным бокалом. Повернув голову, я увидел пожилую женщину с седоватыми волосами и озорным взглядом. Одетая в простое серое платье, с чистым передником. Ее комплекция явно намекала, что на кухне она много чего пробует во время готовки.
— Рябжа, лекарь говорил про сок черноплодки, — напомнила Хильда, — У нас остался?
— Так нету, госпожа, — полноватая женщина поджала губы.
— Первуха ты драная, — оскалилась Волчица, — Как нету, если я видела еще утром?
— Для госпожи есть, а для первушников нету, — нахмурившись, парировала Рябжа.
Хильда начала краснеть от злости, и женщина тут же откланялась:
— У меня там суп на огне кипит, некогда мне, госпожа…
— Рябжа, твою мать!
— Устрицу просите, госпожа. А то мне же потом и скажете, что ценный сок…
Тут, заметив взгляд Хильды, первушка осеклась, а потом нехотя откланялась:
— Сейчас принесу, госпожа. Только потом не говорите…
— Быстро… неси…
Рябжа исчезла, и Хильда повернулась ко мне.