– Пришла встретиться с мастером пыток, мэссер. Да и, знаете ли, соскучилась я по своим обязанностям вашей помощницы, – и мягко улыбнулась.
До конца не знала, подействует ли это на хмурого и вечно недовольного мужчину. Но уже через секунду ответная кислая улыбка появилась на его лице.
– Жаль, что вы больше у нас не работаете, сура. Вы неплохо справлялись.
– Спасибо, мэссер Биндрет. Это все благодаря вам. Вы прекрасно умеете организовать работу подчиненных.
Комендант покраснел, и, судя по всему, неумелый комплимент ему понравился.
– Пожалуйста, зовите меня Дрэгон, – надул он блестящие губы. – Так зачем вы зашли ко мне?
– Хотела поинтересоваться, как у вас дела… Дрэгон, – теперь уже мне стало не по себе. – А за одно спросить. Когда я здесь работала, меня заинтересовал один немой узник, что находится в самой дальней части четвертого этажа. За что он сидит?
– Разве вы успели проинспектировать все левое крыло? – нахмурился мужчина, а потом махнул рукой и ответил: – Не важно. Его имя Вальдис Аргон. Он осужден пожизненно за изнасилование и убийство пяти женщин.
У меня внутри что-то перевернулось.
“Это неправда. Это не могло быть правдой…”
– А почему же он осужден на пожизненное заключение, а не на смерть? – выдохнула я, чувствуя нестыковку. Убийство всегда каралось смертью, тем более убийство, отягощенное насилием.
Биндрет скорчился.
– Таково наше правосудие, сура. Таково наше правосудие, – он мрачнел на глазах. – Невинных оно карает, а ублюдки, вроде этого насильника, остаются живы.
На этом наш разговор закончился. Комендант пришел в резко дурное настроение. И я поспешила откланяться.
Оставалось решить, верю ли я в это обвинение.
Всю дорогу домой я думала только об этом. Все внутри меня протестовало против ужасных слов коменданта.
“Вальдис Аргон…”
“Изнасилование и убийство пяти женщин…”
Но почему тогда приговор такой мягкий? И кто его вынес? Дрэгон будто специально не стал говорить. Нет, все это мне совершенно не нравилось.
Я снова вспомнила странное видение, и липкие мурашки лизнули спину. Я не могла ошибиться. В магических образах меня пугали именно фигуры принца и мэссины Хелении. А лицо узника, еще не обезображенное синяками и кровоподтеками, было единственной искрой света.