Изумленная его словами, я разворачиваюсь на сиденье, чтоб посмотреть на него, и стараюсь не обращать внимания на то, какими сексуальными выглядят его сильные руки, когда парень с досадой сжимает руль.
– Ты думаешь, я сама засунула себе в шкафчик мусор? – с негодованием спрашиваю я.
– Я не про этот детский розыгрыш, который устроила Джордан. Я имею в виду твою работу в пекарне.
– Во-первых, как ты об этом узнал, мистер Следопыт? И во-вторых, почему эта работа может поставить вас в неловкое положение?
– Во-первых, по утрам у меня тренировки. Я видел, как Дюран подвозил тебя, – огрызается Рид. – Во-вторых, это намек на то, что мы недостаточно заботимся о тебе. Во время ланча кто-то спросил, не купил ли Каллум эту пекарню, иначе почему там работает новый член семьи Ройал.
Я откидываюсь на спинку кресла и скрещиваю руки на груди.
– Ох, господи, мне так жаль, что во время ланча тебе пришлось отвечать на такие неприятные вопросы. Ты, наверное, чувствовал себя
Когда он ухмыляется, я теряю всякое самообладание. Меня переполняют досада и обида, накопившиеся за все это время. Я устала притворяться спокойной девочкой-паинькой. Встав на колени, я бью его прямо по макушке.
– Блин, – ругается он. – За что это, черт побери?
– За то, что ведешь себя как козел! – Я снова набрасываюсь на него, спрятав большой палец и выставив костяшки – в точности так, как учил меня один из бойфрендов моей мамы.
Рид с силой отталкивает меня обратно к пассажирской дверце.
– Сядь, черт тебя дери! Из-за тебя мы разобьемся!
– Не буду я садиться! – Я снова замахиваюсь на него. – Я устала от тебя, от твоих нападок, от твоих мерзких друзей!
– Может, если ты будешь со мной честна, я отзову псов. Что за игру ты ведешь? – Он со злобой смотрит на меня, удерживая на расстоянии одной рукой.
Я пытаюсь добраться до него, но ловлю лишь воздух.
– Хочешь знать, что за игру я веду? Я хочу окончить школу и поступить в колледж! Вот какая у меня игра!
– Почему ты приехала сюда? Я знаю, что ты взяла деньги от отца.
– Я не просила твоего папу привозить меня сюда!
– Но ты не очень-то сопротивлялась, – отрезает он. – Если сопротивлялась вообще.
Это обвинение уязвляет, наверное, отчасти потому, что это правда, но еще потому, что так нечестно.