Дикий визг бесноватого утонул и захлебнулся в этом хоре голосов, то ли этот придурок до обморока доорался, то ли на самом деле свои грехи вспомнил и впечатлился, но дергающийся обрубок человека обмяк в руках своих охранников.
— Ты б, Киримон, дядьку своего унес от греха, — услышала я между слов молитвы громкий шепот. К двум бугаям-носильщикам старосты со спины подошел какой-то дюжий солидный мужик и наставительно проговорил: — Давно у него с головой-то неможется, ишь как на барыню взъелся. О чинах и приличиях позабыл. Не иначе бес его грызет. Уноси из храма, а не то сами поможем.
Бугаи помялись и как-то боком-боком поспешили на выход.
А я уже и не смотрела в ту сторону, вдохновенно повторяя нужные слова уже под руководством опомнившегося священника, и, когда спонтанная всеобщая молитва закончилась троекратным окружием и поклоном, выдохнула и улыбнулась батюшке.
Он смотрел на меня без прежней настороженности, спокойно и с любопытством. Да и остальной народ в церкви ожил, ко мне стали проталкиваться прежние знакомые, здороваться, спрашивать о детях, о том, как перезимовала.
Я степенно и приветливо отвечала всем, мол, перезимовали хорошо, спасибо припасам, жаль только, дорогу так замело, что вот только-только к людям выбралась. Медведь? Какой медведь? Да господь с вами. Старосту порвал? Ох, горе… нет, не видела, и не знала даже. (Тут я мысленно попросила прощения за полуправду. Действительно не видела, как старосту рвали, только догадывалась, а что он покалеченный уполз — совсем ни сном ни духом.) Я же с осени в селе и не бывала. Дел-то на заимке сколько! Дети, хозяйство… легко ли женщине одной? Тут не до прогулок и медведей.
Заодно и передала служке вышитый аналойник и выдохнула внутренне от облегчения — мой дар приняли весьма благосклонно, а некоторые хозяйки поглазастее уже явно оценивали узоры, работу да разные приемы вышивки. К месту пришлось, удачно я придумала.
И только выйдя из храма на площадь, я почувствовала, как дрожат коленки, а в груди медленно отпускает сжатое как стальная пружина напряжение. Я повернулась в последний раз к образу святого круга и мысленно попросила:
«Спаси и сохрани… Ты един везде, во всех мирах, я знаю. Прости мне ложь невольную, это только ради его спасения. Ты же понимаешь все, знаешь все сам. Спасибо за то, что дал сил выстоять, не сломаться, не струсить. Надеюсь, и дальше не оставишь своей заботой…»
— Леди Аддерли! — вдруг окликнул меня вышедший следом священник. — Вы не могли бы немного задержаться? Хотел бы с вами побеседовать. Да и не только я, тут к вам еще один человек приехал.
Сердце тревожно бухнуло, но я бросила еще один взгляд на золотящийся купол и выдохнула. Если уж верю, значит, верю.
— Конечно, батюшка, буду рада.
— Тогда пройдемте в дом ко мне, матушка как раз вчера пироги поставила, с местной брусникой, объедение, — улыбнулся молодой священник. — Посидим, чаю попьем, побеседуем да познакомимся. Я о вас, признаться, слышал много. Но привык, простите, сам о людях мнение составлять, только после личного знакомства. Заодно и с гостем моим встретитесь, чтоб не впопыхах на улице разговаривать.
— Буду рада, — немного натянуто улыбнулась я, потому что не рассчитывала задерживаться в селе надолго. А ведь мне еще к Астасье надо заглянуть и дела обсудить… Дети и Веж там изволнуются, пока меня нет.
Дом священника был тут же неподалеку, справа от храма, за добротным дощатым забором. Только войдя в гостеприимно распахнутую калитку и рассмотрев телегу с еще явно не распакованными баулами и узлами, я поняла, что старого-то батюшки в храме на службе не видела, значит, он либо уехал, либо… ох, господи… да вроде не было с иродами у кареты тогда его?!
— Отец Ваносий этой зимой прихворнул, сдал приход да и уехал к детям на юг империи, — немного смущаясь беспорядка, пояснил новый священник, и я выдохнула. — Вы уж извините, мы еще толком не обустроились, а уже в гости зову. Но я же понимаю, в село вы не часто заходите, сейчас по весне дел столько.
— Да ничего, отец Симеон, все мы люди, — засмеялась я, поднимаясь на крыльцо. — Идеальных на земле нет.
— Вот верно говорите, леди Аддерли, — вздохнул мужчина. — Ваяна! Душа моя! Принимай гостью! — крикнул он вглубь комнат, помогая мне снять стеганое пальто на шерстяных оческах.
Румяная, дородная, под стать рослому широкоплечему мужу женщина выглянула из боковой двери и засияла приветливым солнышком:
— Ой, добренько як! Заходьте, будьте ласки! Зараз к пирогам, с пылу с жару! От я на стол соберу скоренько. И князюшко, глядишь, выйдет к нам, а то не поутренял ведь! Не дело это! Все ходыть и ходыть по комнате, як той конь на привязи, мается!