Первые несколько секунд я честно пыталась осмыслить, а потом решила, что ломать голову не буду. И ответа братьям не дала – пусть сперва на деле докажут, а вот потом поговорим.
Едва завтрак закончился, я поднялась из-за стола и, присев в вежливом реверансе, сообщила, что пойду наведаюсь в студию.
– Опять рисовать будешь? – разочарованно спросил Осберт.
– Не знаю, – ответила честно. – Как пойдёт.
«Поросята» сразу скисли, однако остановить не попытались. Увязаться следом тоже не попробовали, и это однозначно был плюс.
Я благополучно миновала несколько залов, лестницу, коридор, а очутившись на личной территории «возлюбленного», услышала:
– О! Ну надо же, какие люди!
То есть да. Сообщник находился в адекватном состоянии, причём он не работал, а сидел на стуле и, попивая чай, разглядывал будущий шедевр. Всё того же танцующего в венке из еловых веток шута.
Я к процессу любования не присоединилась. Просто мазнула взглядом и проследовала к мольберту, на котором стоял начатый натюрморт.
– Погоди, – тут же встрепенулся Вирдж. – Ты же сказала, что до конца каникул с картинами покончено.
– Кажется, я передумала.
– Да? А чего так?
Я промолчала. Да и что могла сказать? Объяснить ему, что признала эту студию самым безопасным местом во всём замке? Или поведать, что мне срочно, вот прямо сейчас, необходимо отвлечься, ибо один из его братьев поступил так, как приличным людям поступать нельзя?
– Айрин, что опять случилось? – голос Вирджина прозвучал спокойно.
– Ничего особенного, – оглядываясь в поисках фартука, буркнула я. – Снегопад.
Будущий великий скульптор не понял, и я объяснила:
– Дороги замело, уехать не получается.
– Уехать? – У красавчика аж глаза округлились. – Куда? – И уже с возмущением: – Айрин, но ты обещала!
Я не выдержала, глянула злобно. Говорить о том, что он тоже обещал, не стала, и вообще повернулась к холсту. Окинула оценивающим взглядом набросок и пришла к выводу, что буду писать без всякой натуры.
– Какая ты всё-таки вредная, – так и не дождавшись реакции, пробормотал Вирдж.