– Сама ешь! – рыкнул на нее Брун. – Давай, через «не могу».
Кшистоф вздохнул, подпер подбородок рукой. Брун прожевал булочку, глядя ему в глаза, запил кофе. Они пристально смотрели друг на друга, и рысь сдался первым.
– Уже день, а не утро, – сказал он. – Но для того, кто проводит ночи в молитвах в церкви второго пришествия, еще действительно очень рано.
Брун отпил еще кофе.
– Что происходит, Брун? – спросил Кшистоф. – Расскажи мне. Мы были друзьями. Я верю, что мы все еще друзья.
Брун посмотрел на Эльзу, которая ковырялась в пироге, промолчал.
– Ты полчаса бегал по центру в звериной шкуре. Я мог бы посадить тебя уже сегодня.
Брун вздохнул.
– Спасибо, – буркнул он, – что не посадил. Мне бы это очень некстати было.
– Так, может, окажешь мне ответную любезность и расскажешь, зачем ты ломился в церковь, а потом, когда тебе не открыли – вот сюрприз, да? – запрыгнул через окно. Витраж, кстати, представлял собой историческую ценность. Восемнадцатый век.
– Если бы это касалось только меня, я рассказал бы тебе все как на духу.
Кшистоф подергал ус, глянул на девушку.
– Голошеие в один голос твердят, что пожар – случайность. Никто не упомянул ни медведя, ни недоделанного вампира. Покрывать вас они могут лишь в одном случае: если скрывают свой косяк, который гораздо, гораздо больше.
– Ты не зря начальник БОРа, Кшистоф, – усмехнулся Брун.
– Что сделали голошеие? – спросил рысь.
Брун вздохнул, уставился в чашку с недопитым кофе.
– Я не могу тебе сказать.
– Ты издеваешься? – ровно спросил Кшистоф.
– Ты хороший полицейский, – ответил Брун. – И я точно знаю, как ты поступишь, если узнаешь. И меня этот вариант не устраивает. Никаким образом.
Рысь посмотрел на Эльзу, и она едва не подавилась пирогом под тяжестью его взгляда.