Нечестивый

— Отойдите, пожалуйста, — успокаивающе сказал доктор, — мы со всем разберемся.

Жар окутывал тело, лишая сил. Простынь подо мной насквозь промокла и неприятно липла к телу. Мать отошла в сторону, и я увидел лицо доктора. Очень бледное, с набрякшими мешками под глазами, скулы выпирают, словно месяц голодал.

Он деликатно раздвинул мне веки и посветил фонариком. Яркий свет доставлял почти физическую боль. Я бессильно замычал, не было сил даже отвернуться. Быстро проверив пульс, он дал отмашку санитарам. Меня подхватили и переложили на носилки. Я ощущал, как от моего тела расходятся волны жара, не удивлюсь, если от белья поднимаются клубы пара.

Меня перевернули на спину и сделали укол. Раньше я боялся уколов, сейчас даже смешно. Боль от стрелы, застрявшей в груди несоизмеримо сильнее, а про удар топором и говорить нечего.

Обеспокоенный голос матери успокаивал. Я расслабился и почувствовал, что проваливаясь в теплый, темный кокон сна.

Очнулся я уже на больничной койке, пахнущей чем-то едким, будто тараканов травили. В теле ощущалась легкость, словно я хорошенько выспался. На тумбочке стояла бутылка минералки и связка покрытых коричневыми пятнами бананов. От правой руки тянулась трубка капельницы.

— Эй, Дима, коматозник очнулся, — крикнули слева, — я выиграл.

— Вот сука, — недовольно протянули слева, — в курилке отдам сиги.

Я присел, опершись на железную спинку кровати. Блевотно-зеленые стены, обшарпанные окна, из приоткрытой форточки сочился теплый воздух.

Моими соседями оказались два парня. Оба лысые, худые, с тонкими усиками под губой, правда, один чуть покрупнее и с большой родинкой на щеке. Они старше меня, наверняка учатся в колледже.

— Неделю в отрубе был, — произнес парень слева, — Михалыч говорил, что наверное откинешься.

— Светка, — заорал парень с родинкой, — коматозник очнулся.

Через минуту в палату влетела полноватая, но довольно миловидная девушка, с длинной светлой косой. Ее щеки раздулись и покраснели, а крупная грудь угрожающе часто вздымалась.

— Проснулся, мальчик мой, — восторженно произнесла она, — значит, с Валерия Михайловича коньяк.

Похоже, что они устроили тотализатор, а ставкой была моя жизнь. Медсестра сразу же всучила мне градусник и велела держать под мышкой, сама же убежала прочь.

— Как тебя звать-то, шлепок? — спросил парень с родинкой.

— Я не шлепок, а Максим, — запинаясь, произнес я, — а вас?

— Меня Дима, того чухана — Слава, — ответил он.

— Эй, бородавочник, ща за чухана ответишь, — лениво процедил Слава, — пошли лучше подымим.

— Блять, это родимое пятно, а не бородавка, — огрызнулся Дима, — щас как всеку.