– Жанна?
Начальник кивнул.
– Надо пожить какое-то время отдельно. Разобраться в себе. И тэдэ, и тэпэ. Забрала Настену и укатила к маме.
Михаил присвистнул.
– Это она так сказала? «Разобраться в себе, пожить отдельно»?
– Ну а как ты думаешь? Главное дело, я действительно начал… Пытаюсь вот! Разобраться в себе. Их дома нет меньше суток, а у меня уже голова кругом. Что не так? Что со мной не так?! А ответ на самом деле элементарный. Я – мент. Понимаешь? Мент, который делает свое дело! И это, оказывается, не только преступникам не нравится.
Миша молчал. Он прекрасно понимал майора. Ненормированный рабочий день вряд ли способствует семейному счастью. А работа, связанная с угрозой для жизни, вообще всегда встречается в штыки второй половинкой. Бессонные ночи, внутреннее напряжение – все это делает из любящей женщины неуравновешенную истеричку, желающую «пожить отдельно и разобраться в себе». Да наверняка Жанна, уходя от Виктора, в прямом смысле имела в виду разбор в собственных чувствах, а то, что и Витя задумался, так это было небольшим приятным дополнением. Бонусом.
– Лады, разберемся! – снова махнул рукой Ильин и забрал схему у Михаила. – Возвращаемся к нашим писюнчикам. На месте преступления по Ферганскому проезду, дом 7, в крови был обнаружен след, который предварительно идентичен следу в доме старушки Болюты.
– Предварительно?
– Да, более точно Гринько обещал сказать к вечеру.
Звонок мобильника Миши Леонова прервал их разговор. Майор кивнул, и Миша достал телефон и нажал «принять вызов».
– Да… Хорошо… Еду!
– Аня? – спросил Виктор, когда Леонов убрал телефон.
– Да, ждет меня на Ферганке.
– Поехали! – Ильин встал и подошел к магнитной доске. Повесил свою схему, посмотрел на рисунок Леонова. – Ты как будто там был. Как это у тебя выходит?
– Зато я петь не умею, – сказал Миша и пошел к двери.
– А я – ни рисовать, ни петь…
Юрка Перваков жил в двух домах от того места, где нашли изувеченную девушку. Аня заглушила двигатель и достала мобильник. Леонов обещал подъехать. Но ей хотелось все сделать самой.
Хотелось, несмотря на возможную угрозу и собственный страх. Да, ей было страшно. В большей степени именно поэтому – из-за страха, гнездящегося внутри, ее так и подмывало пойти и арестовать эту мразь. Хотя бы за то, что этот отброс неделю назад избил семидесятилетнюю старуху.