Мы здесь

Он был горяч, этот ключ, – воздух здесь раскалился настолько, что, схватив эту железячку, я сморщился от боли. И тут я снова закашлялся.

Видимо, я потянулся слишком далеко вперед. Выворачивающий меня наизнанку кашель стоил мне равновесия, и в паре шагов от угла я завалился лицом вниз, ударившись о ступеньку плечом.

В лицо мне как будто моментально направили паяльную лампу. Повинуясь безотчетному инстинкту, веки тотчас стиснулись от жары. Тело намертво сковала железная судорога. Я был парализован, совершенно лишен возможности двигаться.

А поверх могучего гудения огня нарастал тот новый звук, становясь все громче и громче. Подобное я слышал впервые в жизни.

Выставив руку как упор, я приоткрыл глаза. Вокруг бесновалось лишь дымное пламя. Черное перемежалось с ослепительно-ярким, и, может, поэтому мой мозг искрами пронизывали зрительные импульсы, которые складывались в изменчивые образы, словно мои глаза пытались уловить смысл в бесчувственном и бессмысленном.

Я ощущал, что с той стороны к углу приближается Райнхарт. Он выглядел непринужденно. И был рад, что я пришел. То, что вокруг огонь, было ему в радость. Страха пожар у него не вызывал. Он знал, что пламя необходимо для преображения.

Между нами поднимался розоватый столб дыма, который теперь был полон людей. Как будто бы огонь высвечивал тех, кто лежал и сидел на этом отрезке коридора, круглился клубками эмбрионов или стоял лицом к стене. Среди них была фигура с гротескно большой головой и женщина с косичками, одетая, как куколка. Здесь были дети или что-то подобное им по форме. Был лев с золотыми глазами.

Звук… я не знаю, что это было. И не узнаю никогда. Нестерпимо пестрый гам, гул, гром. То ли шум умирающих созданий, то ли визг нарождающихся на свет. Ужас кромешный или бездумное безудержное веселье, гулкий грохот захлопывающейся навсегда темной двери или же распахивание двери белой, из которой, выйдя из бархатистого забытья, слитно выплывает сонм душ, расправляя свои слежавшиеся от сна невесомые конечности.

Это было ужасно. Это было прекрасно. Вместе с телом то ли на мгновение, то ли на вечность замерло и мое обостренное внимание.

И после того, как я закашлялся снова, это ощущение из меня не ушло. Во всяком случае, оно изошло не полностью. Грудь моя, полная дыма и яростного зноя, никак не могла расслабиться и выдохнуть.

Мой ум заполнило лицо, никак не связанное с тем, что сейчас происходило здесь. Это было лицо моего оставшегося в живых сына, Тайлера – такого, каким я его напоследок запомнил, – и я с невыразимой печалью понял, что оставил его, как какого-нибудь воображаемого мальчика, к которому я при уходе из его жизни повернулся спиной. Повернулся в страдании, с единственной целью – сохранить рассудок, но он-то этого не знал и не понял. Он знал лишь то, что позабыт и брошен своим отцом.

Те тени в дыму по-прежнему двигались. Встать я никак не мог. Так и лежал, припав щекой к шершавой половице, ощущая, как над ними поднимается медленный жар, и слыша звуки невнятных существ, обставших коридор впереди.

Чувствовалось и то, как ко мне – распростертому, с оплавленным зноем умом, расколотым на черное и оттенки золотистого – приближается Райнхарт. Подходил он как будто не один, а целым скопищем. Может, так казалось оттого, что его сопровождала сила всех остальных, кто находился в коридоре, или же сила и концентрация Райнхарта исходила из сонма людей, которых он извел со свету: потерянных душ, согнанных в единый сосуд и теперь согнутых под одну волю. Ведь если на то пошло, любой из нас содержит множество разных личностей: кто мы есть и кем были, а еще, возможно, кого мы любим или убиваем.

Он присел передо мной на корточки. Одежда на нем пламенела. Поддев мне пальцем подбородок, Райнхарт приподнял мою голову.

– У меня есть план, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты вертелся вокруг меня как назойливая муха или бездомный пес. Ты… можешь просто умереть. Это мой дар тебе.

Он поднял голову, словно к чему-то прислушиваясь. Улыбнулся, встал и отступил в огонь и дым, пока не слился с ними.

Я понял: добраться до ключа – это лишь часть проблемы.

Надо добраться еще и до этого человека.

Я попробовал подняться: не получилось. И снова внутри послышался тот глубинный голос, призывающий к осмотрительности, умоляющий не корчить из себя героя. Безусловно, это была Кристина.

– Все нормально, – прошептал я. – Со мной все будет хорошо.