Они ушли от священника, и Мэтью вслед за Прохожим миновал кучку народа по пути к торговому посту. Не так уж плох был этот городок, хотя и находился на беспокойном краю у западной границы. Виднелись огороды и фруктовые деревья, в тусклом предвечернем свете горели в окнах фонари. По числу домов Мэтью оценил население городка человек в семьдесят — восемьдесят, а ведь есть еще вокруг и фермы, и сады. Вроде бы на беглый взгляд имелся и маленький деловой райончик — кузница, таверна, еще пара лавок. Местные разглядывали Мэтью и Прохожего без удивления или чрезмерного любопытства — индейцы на торговом посту не редкость. И еще Мэтью подумал, что Прохожий здесь бывал не раз и знал преподобного Дженнингса. Что ж, приятно, что о Томе позаботятся, а он, Мэтью, может сосредоточиться на своей задаче.
Они подошли к каменным ступеням крыльца. Там сидели все те же курильщики, мальчик уже куда-то ушел.
— Эй, Прохожий! — окликнул один. — Что там за шум у священника в доме?
— Это у него надо спрашивать, — ответил индеец в манере вежливого англичанина.
Внутри, в освещенном лампами зале, стоял за стойкой коренастый широкоплечий хозяин в потрепанном пожелтевшем парике и выцветшем красном кафтане с военными медалями. Гулко, как в бочку, он сказал:
— Привет, Прохожий!
— Добрый день, Джейко.
Выпуклые глаза бармена на лице цвета высохшей глины обратились к Мэтью и вернулись к индейцу. В одном ухе у бармена было шесть колец, в другом четыре.
— Как зовут твоего спутника?
— Мэтью Корбетт, — представился Мэтью, придвинувшись пожать руку хозяину. Встреченный куском дерева, вырезанным подобно руке и должным образом раскрашенным — даже с ногтями и выпуклыми костяшками, он колебался лишь долю секунды, а потом взялся за деревянную руку и пожал ее, как подобает джентльмену.
— Джейко Довхарт. Очень приятно. — И снова его глаза обратились к Прохожему. — Для чего ты так вырядился? Никогда не видел тебя в черной краске. Слушай, беды никакой не стряслось?
— Нет, это у меня работа.
— Ну, я так спросил. Проверить, что вы не на тропу войны вышли. Чего ты мне принес?
Пока шел этот разговор, Мэтью имел возможность оглядеться. Первое впечатление — купеческий бедлам. Этот дом, очевидно, построили в Бельведере первым, и он был стар, как борода Моисея. Кривые обмазанные глиной стены вызывали головокружение, покоробленный пол пугал взлетами и падениями. На полках лежали одеяла, простыни, фаянсовые тарелки и чашки, деревянные миски и столовые приборы, киянки, пилы, топоры, ножницы, бутылки, кувшины и коробки самых разных размеров и форм, парики, шлепанцы, сапоги, панталоны, нижние юбки, платья, белье и тысячи еще разных предметов. Но все это было либо сильно истрепано, либо поражено плесенью. На полу валялись детали плуга, два тележных колеса стояли в углу. На десятках стенных крючьев висели рубашки, галстуки, жилеты, кожаные пояса, треуголки, шапки, сюртуки, домашние платья и ночные рубашки — и тоже с прозеленью полежалости. Мэтью подумал, что все это, быть может, — вещи покойников.
— Мы ищем человека, который шел этим путем, — сказал Прохожий. Лицо его казалось каким-то особенно пугающим в желтом свете ламп, мешавшемся с голубой дымкой дня за грязными окнами. — Опиши его, Мэтью.
— У него должна быть борода. Лучше всего к ней подходит слово «лоскутная».
— А, этот! — Довхарт кивнул. — Вчера приходил, примерно в это время. Спрашивал, где можно лошадь купить. Я ему сказал, что была у меня хорошая лошадь на той неделе, да я ее одному могауку продал. Эй, Лиззи! Прохожий пришел!
Из глубины дома в зал вышла женщина — тощая, с заостренным подбородком, в платье, которое когда-то было синим и с кружевами под горлышко, а теперь сильно позеленело, да кружева пообтрепались до основы. В руках она держала две свечи в подсвечниках из оленьих ножек с копытами. Волосы у нее были темные, глаза черные, как уголь, и передние зубы тоже — когда она улыбнулась.
— Прохожий! — обрадовалась она, поставила свои экзотические свечи на стол и подплыла протянуть руку с ногтями, обведенными траурной каймой.
— Леди Довхарт! — ответил Прохожий, кланяясь и целуя протянутую руку.
ebooksa