— Да, сэр. Но я и смотреть на них люблю.
— Такие шарики любой мальчик хотел бы иметь.
— Да, сэр, конечно.
— Аарон! — одернула его Фейз Линдси. — Перестань докучать преподобному Бертону!
— Он не докучает, отнюдь нет. Спасибо, Аарон, возьми.
Гость вернул кувшин с шариками и поднял бородатый подбородок, чтобы взглянуть на старшую дочь, которая помогала матери готовить кукурузные лепешки, печеные яблоки и — ради такого случая, — кусок ветчины.
Ей было шестнадцать лет. Овальное личико с широкими скулами, светлые, как у матери и сестры, волосы, и глаза — темно-карие, как у отца. Прервав работу, она посмотрела в упор на преподобного Бертона, потом зачерпнула фасоли и положила в миску.
— Ты тоже хочешь мне что-то показать, Ларк? — поощрительно проговорил гость.
— Нет, сэр, — ответила девушка твердо. — Я хотела бы кое-что у вас спросить.
Сидящий напротив священника ее отец — жилистый мужчина лет под сорок, одетый в синюю рубашку и коричневые панталоны, с морщинистым лицом, обсыпанным веснушками от солнца, почти лысый, если не считать коротко подстриженных рыжеватых волос на висках, — метнул на нее быстрый взгляд, приподняв брови.
— Ну спроси, конечно, — ответил проповедник благосклонным голосом.
— Отчего у вас такие ногти?
— Ларк! — Питер нахмурился, и морщины на его лице залегли глубокими ущельями. Фейз сурово посмотрела на дочь, приподняв густые брови.
— Ничего, ничего. Самый обыкновенный вопрос. — Преподобный Бертон поднял руки, развел пальцы. — Не слишком приятное зрелище? Понимаю. Самому жаль, что не мог держать ногти в порядке, как положено джентльмену, но среди индейцев это трудно. Странствия среди них не включают еженедельное применение ножниц. У вас, я полагаю, найдется пара, которой я потом смогу воспользоваться?
— Да, конечно, — ответил Питер. — Ларк, что это на тебя нашло?
Она чуть не сказала вслух: «Не нравится мне этот человек», — но промолчала. Даже подумать такое о священнике, слуге Божьем, было достаточно, чтобы краска побежала по щекам и взор потупился к половицам. Она стала накладывать бобы в миску, плечи ссутулились под тяжестью мысли, не дающей ей покоя: «Он слишком долго на меня смотрит».
— Я проголодался, — заявил проповедник, ни к кому конкретно не обращаясь. — Просто как волк, было бы правильнее сказать.
— Сию секунду, — заверила его Фейз. — Робин, будь добра, выложи лепешки на блюдо.
— Сейчас, мамочка.
— Достань хорошие салфетки, Аарон.