В свете на минуту мелькнуло молодое лицо — и в тень, в ночь…
А рука по раме тихонько: тук-тук-тук…
Не слышат… Опять: тук… тук… тук… — сильнее.
Открывается нижняя створка окна. Коваль шепотом в ночь:
— Адольф, ты?
— Да… — так же ответ: все готово?
— Все! — ловко вышло… метранпаж свой парень оказался, а сторожа и остальную братву я напоил ханьчжой[9]в дым… — спят мертвецки…
— Воззвание готово?
— Готово. Уже отдал ребятам… Унесли… расклеивают… — Коваль раскрыл окно совсем.
Быстро в мешок из касс с глухим шумом пересыпается шрифт.
Готово — мешки полны, в каждом по четыре пуда.
Коваль, как кошка, прыгает с подоконника во тьму, в грязь, в ночь… Окно тихо притворяет.
Взваливают мешки и пустырем, а потом окраинами улиц спящего в грязи маленького городка Никольска пробираются через железную дорогу и кустарником выходят на дорогу, в тайгу. С ними идет метранпаж, он тоже удирает в сопки, партизанить…
В лощине у речки их ждут две лошади…
2. Партизанская газета
Весь грязный, в свинцовой пыли летит, перевертывается, сшибает встречных, махая листом бумаги, вбегает в штаб: — Ура! Газета готова… — кричит Коваль и с гордостью кладет на стол, — товарищ Штерн, вот!..
Штаб обступает газету.
А по широким, травою заросшим улицам, спускающимся по склону горы большого села Анучино — кучки крестьян, партизан с берданками. Там у забора, здесь на траве, тут под деревьями — читают свой первый номер партизанской газеты.
А позднее — гонцы по тыловой связи во все деревни и глухие местечки, хутора и урочища, за Доубихэ, по непроходимой тайге; к фронту — во все полевые штабы, а оттуда по партизанским отрядам гуляет газета повстанчества — «Крестьянин и Рабочий».
В газете написано, что крестьяне восстали против Колчака за свою волю, за свою землю, за свои Советы; что в городе рабочие бросают заводы и идут в сопки помогать крестьянам бороться за свою рабоче-крестьянскую власть…