— А что Ко-шан, знает его?
Гольд улыбается и смотрит на всех — не понимает.
— Ну, игаян капитана Ли-фу и Ко-шан? — Зарецкий старается разъяснить…
Гольд понял — он усиленно мотает головой и мигает своими маленькими, подслеповатыми глазами:
— У-у… ытьу… игаян… — и тычет себя пальцем, и в пространство: — Куо-шан и ты игаян шанго… — Зарецкому в грудь: — у-у… Лей-фу — шибка… цхо!.. — и плюется, гортанно выхаркивая слюну, точно из самого нутра…
— Лей-фу… игаян макака…
Партизаны смеются.
— А как пантовал нынче Тун-ло? — кто-то из партизан, старый охотник, к нему…
Лицо гольда черное, обожженное солнцем воронится в закате дня:
— Кругом стреляй… моя стреляй… его боиса…
— Распугали, значит… — Сокрушенно, по-охотничьи вздохом партизан… Потом все уходят ужинать…
— Так оно и есть… — Штерн делает пометки на большой рельефной карте области: — вот здесь и вот тут… — думает… — в самом глубоком тылу… То же неприятель…
— Ловко, стервецы, придумали! — ходит по избе, широко шагая, Грахов; руки у него в карманах, кулаки выпираются в тонких черных штанах…
«Еще один лишний враг»… — думает Федоров.
Баев где-то на кухне возится с хозяйкой, уговариваясь насчет ужина:
— С дороги мы, хозяйка… устали… и снидать хочем… Здерн копается со своей «подзорной трубой» — уж очень ее бережет… Он собирается к Спасску в одарский штаб — Штерн его туда направляет в помощь, в район.
Входит Зарецкий.
— Товарищ Штерн! Там два корейца приехали… говорят, к вам…
— Откуда? — и Штерн отрывается от карты.
— Говорят, общество послало отуруг[11]…