Все сразу замолкают.
— Тише! — произносит Кушков и сам приближается к окну, завешенному кружевной занавеской.
— Да, кто-то стоит. В пальто с поднятым воротником. Пусть кто-нибудь из женщин выйдет, спросит, что ему надо.
— Я пойду, — вызывается маленькая Ольга.
— Ладно, иди. А мы за тобой дверь на всякий случай запрем и будем следить через окно.
Все смотрят через занавеску, как Ольга выходит, как человек в пальто что-то ей говорит и как она вдруг бросается к нему…
— Что такое? — Все с напряжением подаются к занавеске. Да ведь это Адольф! И как они его не узнали?
Открывают дверь и впускают хохочущую Ольгу и Адольфа.
— Вот так напугал, чорт. Ты что ж не шел прямо к дверям?
— А семафор-то где? Рубашка?
— На веревке! Где ж ей быть, — отвечает Ольга.
— На-ка, выкуси. Иди, погляди.
Ольга выбегает во дворик. Действительно, рубашка сорвана ветром и прилипла к заборчику. С улицы и не видно.
— Есть какие-либо новости? — спрашивает Кушков.
— Да, есть, — отвечает Адольф. — Как вы думаете, пара-другая сотен тысяч винтовочек нам бы не помешала?
— Ты без вопросов рассказывай, короче. — Сразу все крайне заинтересованы. — Какие винтовки?
— Какие? Русские! Трехлинейные, настоящей американской работы. Это — которые по заказу Керенского.
— Ага, — соображает Кушков: — а ты что имеешь в виду?
— Вот что, — с расстановкой отвечает Адольф, сознавая всю важность своего сообщения. — Винтовочки эти находятся на американских складах, но мы их получим по ордеру и формально, все как следует.
— Здорово! — восклицает Кушков. — Что ж, действуй. Кого надо из ребят, бери. Только смотри, держи ухо востро. У нас теперь каждый человек на счету.