Он вовсе не удивился, когда увидел в гостиной капитана Судана, мадемуазель Софи, сидящую перед клавесином, свою мать, вышивающую ужасные желтые комнатные тапочки. Его не удивило, что он уселся рядом с отцом, который курил длинную голландскую трубку.
Ничто в этом воскресном собрании не позволяло думать, что эти существа были отделены от него тридцатью годами загробной жизни. Никто его не приветствовал добрым словом, и никто не удивился, что пятидесятилетний Теодюль сидит рядом с мадемуазель Мари.
Теодюль обратил внимание, что на его подруге толстое шерстяное платье, расшитое бисером, а не легкий шелковый туалет с серебряными нитями, в котором красовалась Ромеона, когда они покидали
Они с аппетитом отужинали, и Теодюль вспомнил вкус винного соуса к луку шалот. Секрет этого блюда мать тщательно оберегала от других.
— Послушай, Жан-Батист… из книг ничего хорошего не почерпнешь!
Так мама Нотте нежно журила мужа, который жадным взглядом окидывал библиотеку.
Они расстались с наступлением ночи. Теодюль и мадемуазель Мари вернулись в
— Однако, — вдруг сказал он, — мы не увидели капитана Судана.
Его спутница вздрогнула.
— Не говорите о нем, — умоляюще произнесла она, — ради нашей любви, никогда не упоминайте о нем!
Теодюль с любопытством глянул на нее.
— Хе-хе! Да будет так… хорошо.
Потом его мысли пошли по другому пути.
— Мне кажется, — обронил он, — что все сказанное мамой и папой уже говорилось. Я уже слышал концерт на площади Сен-Жак и даже вспоминаю, что съел…
Спутница нетерпеливо прервала его:
— Конечно… Это всего-навсего образы прошлого, среди которых ты бродишь.
— Значит, папа и мама Нотте, а также мадемуазель Софи так и остались… мертвыми?
— Именно так или почти так.
— А ты?
— Я?