Он поднял руку, чтобы стереть рукавом остатки рисунка, но его остановил Бьорн.
— Простите, — резко произнес он. — Но мы пришли сюда ради него. Как вы говорили? Эта птица…
— Я ничего не говорил, — проворчал юноша.
— Да, сейчас вы ничего не говорили, но совсем недавно вы использовали свой хорошо подвешенный язык, чтобы говорить об очень странных вещах…
— Я говорил о странном? — пробормотал автор рисунка мелом.
— Да, об очень странном.
— Ну и что? Я же нализался, как свинья… Конечно, я мог нести всякую чепуху… Но я сейчас ничего не помню…
— Хорошо, в этом случае вам и не нужно ничего говорить, — подчеркнуто добродушно заявил Бьорн.
Потом он наклонился к молодому человеку и доверительно поинтересовался:
— Вы сейчас оттуда?
— Откуда я? Что вы имеете в виду?
— Лиуварден?[82]
Юноша потупился.
— Откуда вы узнали? — смущенно пробормотал он.
— А ваша физиономия? Вы забываете, что тюрьма надежно метит лицо арестанта белой краской. Своего рода фирменный знак, который исчезает после жизни на свежем воздухе и благодаря хорошему питанию, — сказал Бьорн, засмеявшись.
Незнакомец закрыл глаза, и по его бледной, жутко бледной щеке скатилась слеза.
— Простите, — сказал Бьорн, — я не хотел причинить вам боль. Видите ли, тюрьма не означает в жизни человека ничего особенного, это ведь не диплом об окончании университета… Что с вами?
Глаза у юноши странно расширились, его сотрясала крупная дрожь.
— Прости меня, Господи, — воскликнул Бьорн. — Этот мальчуган умирает от голода!
— Да, я не отказался бы немного перекусить, — слабым голосом проговорил юноша.