Она пронеслась над проклятыми берегами, на которых гниют туши тюленей, подохших от чесотки, и здесь она заразилась черной болезнью и смертью.
Она избежала нескольких неизбежных агоний, чтобы напасть на наш жалкий кабачок, где подают едкий виски и грубый ром.
Это мерзкое создание, походя опустошило сад с розами только для того, чтобы напугать божью коровку, после чего накинулось на наш домик, хлопая по нему своими плавниками гигантского ската.
— Почему, — спросил Хольмер, — любую жуткую историю обязательно должна сопровождать черная ночь и страшная буря? Это явно притягивается за уши.
— Нет, — ответил Арн Бир, — это реальность; это то, без чего не может обойтись природа. Вы путаете понятия «около» и «вокруг», как говорил преподаватель французского языка из Осло, хотя он сам, ловкая обезьяна, никогда не путал виски со стаканом.
Я уверен, что часто именно буря и ночная непогода вызывают опасные явления.
Я уверен, что Арн Бир — неважно, норвежец он или лапландец, — это настоящий ученый. На протяжении долгих полярных ночей в своей северной деревне он читал или беседовал с пастором, учителем местной школы, получавшем книги с посвящением от самой Сельмы Лагерлеф.
— А вот я, — сказал Пиффшнюр, — скажу вам… — и ничего не сказал.
Господи! Я никогда не встречал никого глупее, чем этот парень с Эльбы, уже на протяжении нескольких месяцев страдающий от морской болезни на Балтике.
Буря дико взвыла, словно раненый зверь, и накинулась на дверь. Мы дружно опрокинули и снова наполнили наши стаканы великолепным ликером.
— Да, — продолжал Арн Бир, — эти бурные ночи создают благоприятную атмосферу для призраков, людей с преступными мыслями и существ из проклятых миров.
Я даже сказал бы, что они создают проводящую среду для сил зла, и один Бог знает, не порождают ли они сами свою адскую кухню смятения и стенаний.
— То, что вы говорите, похоже на проповедь, — проворчал Хольмер, — я ничего в этом не понимаю, но я не хотел бы, чтобы мне читали мораль.
— Нет, конечно, — взволнованно вмешался в разговор этот болван Пиффшнюр, — в этом нельзя ничего понять, и это говорится только для того, чтобы оскорбить нас.
Дверь хлопнула со звуком гигантской пощечины, и иностранец ворвался внутрь, словно зашвырнутый сильным порывом ветра вместе с вихрем дождя и града.
— Ах, — сказал он, — слава Богу, как хорошо, что здесь кто-то есть!
Он получил стакан рома, к которому не притронулся, чем вызвал у нас искреннее возмущение.
— Не очень-то приятно сейчас болтаться снаружи, — сообщил Хольмер, с видом человека, изрекающего вечные истины.
— Мне пришлось бежать, — сказал чужак.
Он швырнул свою мокрую фуражку в угол, обнажив голову, показавшуюся нам зловещей; она была гладкой, как валун, окатанный в ручье, и лампа сразу же принялась украшать его лысину розовыми бликами.