— И что это не демоны и не привидения, а такие же существа, как мы с вами.
— О, это, пожалуй, слишком смелое предположение.
— Я неточно выразился. Я просто имел в виду, что это материальные существа, располагающие лишь естественными силами.
— В этом, — холодно заметил Желлевин, — я никогда не сомневался.
Примерно в пять утра был выполнен еще один маневр, снова заставивший шхуну испытать сильную бортовую качку. Желлевин открыл иллюминатор: грязная заря едва просачивалась сквозь густую облачность.
Мы осторожно поднялись на палубу. Она была пустой и чистой.
Судно лежало в дрейфе.
Прошли два спокойных дня.
Ночные маневры не возобновлялись, но Желлевин отметил, что нас несет очень сильное течение, увлекающее шхуну в направлении, которое можно было определить, как северо-западное.
Стивенс все еще дышал, но все слабее и слабее.
Желлевин разыскал среди своих вещей небольшую походную аптечку и время от времени делал бедняге уколы. Мы почти не разговаривали друг с другом. Мне кажется, что мы даже не думали; что касается меня, то я был оглушен алкоголем, потому что поглощал виски целыми пинтами.
Однажды во время пьяных проклятий, когда я обещал школьному учителю, что разобью его физиономию на сто тысяч частей, я упомянул о книгах, которые он, как мне было известно, погрузил на шхуну.
Желлевин буквально подпрыгнул и принялся яростно трясти меня.
— Эй, — пробормотал я, — осторожнее! Я все же ваш капитан!
— К дьяволу таких капитанов, как вы! — разразился грубой бранью Желлевин. — Что вы сказали? Какие книги?
— Ну, да, в его каюте их целый чемодан. Я видел, они все на латыни, а я не разбираюсь в этом аптекарском жаргоне.
— Зато я разбираюсь. Почему вы никогда раньше не упоминали об этих книгах?
— Какое это могло иметь значение? — возразил я заплетающимся языком. — И потом, я капитан… И вы… вы должны уважать меня!
— Проклятый пьяница! — с гневом бросил Желлевин, направляясь к каюте школьного учителя. Я услышал, как он вошел в нее и запер за собой дверь.
Несчастный неподвижный Стивенс, гораздо более молчаливый, чем когда-либо раньше, оставался единственным моим собеседником на протяжении многих последующих часов беспробудного пьянства.