Второй шанс

— Братишка! — сгрёб в охапку ошарашенного столь бурным проявлением чувств друга Вася. — Как же ты меня напугал!

Серёжа действительно не ожидал от названного брата подобных эмоций. Тот всегда был спокойным. Даже, зачастую, непробиваемым.

— Фаина Михайловна мне сказала, что ты потерялся в горах, — пояснил своё поведение Вася. — Я как раз собирался ответить на твоё письмо, рассчитывая, что оно придёт аккурат к твоему возвращению из лагеря, когда мне позвонила Сирена. Она просила, чтобы я не волновался, но посоветовала морально готовиться к худшему: тебя уже третий день не могли найти. Я места себе не находил, рвался в добровольные помощники к спасателям, но мне запретили и близко приближаться к лагерю. «Не хватало нам ещё и тебя искать», — передразнил он Дениса Эдуардовича. — Как вчера узнал, что ты сам нашёлся, полночи уснуть не мог, а тут ещё Фаина Михайловна идти сутра не велела. Приказала ждать, пока за мной не заедет.

— И правильно, — Серёжа вкратце рассказал, как его всё утро допрашивали представители различных инстанций.

— И тебя правда спасли монахи? — когда он закончил, спросил Вася, с интересом разглядывая подарки отшельников.

Сергей кивнул и поведал старшему брату всю историю, почти ничего не утаивая.

— Выходит, ты всерьёз решил стать монахом? — без тени насмешки уточнил Вася, когда услышал о предсказании отца Афанасия.

— Видно будет, — пожал плечом Серёжа. — Я решил, пока ещё в школе, почитать книги, походить на службы. Если Фаина Михайловна позволит.

— Коли не передумаешь, после школы пойдёшь в семинарию?

— Я думал об этом, — признался Сергей. — Честно, не знаю. Но если это действительно моя судьба, пожалуй, выберу иконописное направление.

Они ещё немного поболтали, а потом пришла чем-то раздражённая санитарка и выгнала посетителя. Оказалось, Серёжа опоздал на обед. Под недовольное бурчание медсестры о «принцах, привыкших, что их все обслуживают» и «разбалованной в наше время молодёжи», он накинул больничный халат и поспешил в общую столовую, которая находилась на первом этаже.

А вечером к нему опять заглянула Фаина Михайловна. Принесла молитвослов. Полистав его, когда директор ушла, юноша был в восторге: на разделённых на две колонки страницах церковно-славянский шрифт дублировался русским переводом, да ещё к молитвам шли комментарии и указания, когда надо креститься, когда кланяться, а когда и то, и другое. Это было намного больше, чем он ожидал!

Глава 18. Конец пути

Через два года, окончив школу, воспитанник детского дома Кузнецов Сергей действительно поступил в семинарию. За эти годы его вера только окрепла, он худо-бедно научился понимать церковно-славянский, у него даже появился духовник — священник из находящейся неподалёку от детского дома церкви, который и дал благословение на поступление духовного чада в семинарию. По личному распоряжению Фаины Михайловны, юноша беспрепятственно посещал вечерние службы и в воскресенье его отпускали на Литургию.

В детском доме многое изменилось. Социальные сироты перестали быть изгоями, бывшая банда старших отказников была уличена в вымогательстве и теперь Андрей, Дима и Женя имели условные сроки. Все трое сейчас жили в выделенных им комнатах старого общежития, из техникума их, к счастью, не выгнали. Суд послужил им хорошим уроком и, насколько знал Сергей, в сомнительных делах они больше не участвовали.

Егор поступил в Томский научный университет. Стараниями директрисы ему перепала однёшка в новом районе — сокровенная мечта любого отказника. Однако на время учёбы одноклассник собирался жить в общежитии, тем более комнату там ему декан уже обещал.

Петька, чьего отца всё-таки лишили родительских прав, после детдомовского выпускного перебрался, по давнему совету Сергея, в техникумовскую общагу. Что он собирался делать после дипломирования, парень сам не знал. Они с Сергеем по-настоящему сдружились и, приехав на лето после второго курса семинарии, Серёжа сделал товарищу подарок — отдал ключи от своей квартиры.

— А как же ты? — только и смог спросить Пётр.

— Ну, на каникулы буду останавливаться у Васи — он не против, — пожал плечами Сергей.

— Но… — друг так был поражён его поступком, что никак не мог прийти в себя.