И все-таки «жал» он на всю: машина мчалась по извилистой асфальтированной дороге с приглушенным шипением, повизгивая на крутых поворотах, обгоняя попутные, не снижая скорости при встречных. Парень, видно, любил быструю езду: глаза его азартно поблескивали, а когда машина проскакивала между попутной и встречной, едва не зацепив их, он удовлетворенно улыбался.
— Тебя как зовут? — спросил Веденин.
— Валера, — ответил солдат.
— А давно ты, Валера, баранку крутишь?
— Пятый год, — с гордостью ответил солдат. — До армии три года на грузовике в колхозе вкалывал и вот в армии второй.
— А в аварии не довелось еще побывать?
— Не-е, — весело засмеялся солдат. — У нас, у шоферов, как и у летчиков, в аварию попадают либо те, кто не умеет ездить, либо лихачи. А хороший шофер в аварии не попадает.
«А у конструкторов? — невольно задал вопрос себе Веденин. — Тоже, как у летчиков, у хороших аварий не бывает?.. Неужто он плохой?..» Что-то снова он запаниковал. «А я считала вас более сильным», — вспомнились слова Таримовой. Она верит в него, как верила в свое время мать.
Дорога поднималась все выше в горы, облака здесь висели над самой землей и цепляли своими космами за колючие деревья с пожелтевшими и наполовину облетевшими листьями. Временами сыпал мелкий осенний дождь. Дорога, казалось, полита маслом, а Валера почти не сбавлял скорость. Хорошо еще, что попутных и встречных машин было мало, и Веденин молчал, давая полную волю шоферу. Его даже начало клонить в сон — хороший признак: значит, нервы пошли на успокоение, значит, появилась надежда оправдать себя и катапульту.
С чего же начать разговор с Шубенко? Прежде всего надо выяснить, как умирал Арефьев, говорил ли что-нибудь или хотя бы делал попытку; или умер, не приходя в сознание? Кое-что Веденину удалось уточнить: капельки воды, оказавшиеся в бронхах Арефьева, попали ему через вдыхательный клапан скафандра — при закрытом щитке, когда атмосферное давление обеспечивает дыхание, клапан открывается… Значит, Арефьев либо запутался в стропах парашюта, потому не открыл щиток, либо, как считает Петриченков, был уже без сознания…
Да, надо последние минуты жизни Арефьева восстановить до мельчайших подробностей. И разговор с Шубенко начать с того, когда он получил распоряжение следовать к месту приводнения, через сколько минут прибыл в намеченный квадрат, сколько потребовалось на спуск лодки и причаливание ее к пострадавшему, сколько ушло времени на подъем пострадавшего в лодку и доставку его на корабль. Если Шубенко почувствует, что его могут обвинить в медлительности, неоперативности, он выложит все…
Веденину в этот день (и не только в этот) явно не везло: катера Шубенко у причала не оказалось. Пока выясняли, где он, и начальник погранзаставы, по просьбе которого катер ушел в море, принимал меры по его возвращению, пошел третий час. После восемнадцати тридцати с полигона на свой аэродром могут не выпустить — надо сесть до наступления темноты, а туда добираться минимум часа два. Веденин нервничал. Чтобы как-то скоротать время, пригласил Валеру перекусить. Нашли невдалеке неказистое кафе, заказали сосиски, кофе. Есть Веденину не хотелось, несмотря на то, что утром он подзаправился только бутербродом с кофе. Зато Валера уплетал за обе щеки. Невысокого роста, плотный, с крепкими выступающими скулами, он чем-то походил на Батурова, такой же подвижный, энергичный, беззаботный.
— Нравится тебе твоя шоферская профессия? — поинтересовался Веденин.
— А чо, клевая профессия, — засмеялся Валера. — На гражданке — калымная. Крути знай себе баранку. Летчиком, конечно, выгоднее. Или, скажем, испытателем. И интереснее. Дак за интерес, может, жизнью надо платить. Вот у нас неделю назад кокнулся один, и поминай как звали.
— Испытатель? — прикинулся Веденин простачком.
— Испытатель, — утвердительно кивнул Валера. — Катапульту какую-то сверхуникальную испытывал.
— И что же с ним?
— А кто его знает. Опустился на парашюте, к нему подплыли, а он мертвый. Наверное, сердце не выдержало.
— Это кто же тебе рассказывал?
— Хлопцы наши. А им — Шубенко, он сам из воды вытащил того испытателя.
ebooksa