По кочану! Потому что это не дом, а проходной двор! Он икнул – сложно подавить рвущийся из груди хохот. Серьезнее надо быть. Если день начинается со смеха, то добром он точно не кончится.
– Так, девчонка, не путай меня, – проворчал Алексей. – Перефразирую вопрос. Что ты хочешь? Шесть утра.
– Мне страшно, – объяснила Рита. – Проспала черт знает сколько, проснулась, и стало страшно. Не могу, знобило всю, трясло. Пыталась уснуть – никак… Можно с тобой посижу? Или полежу… Ты не обращай внимания, спи, еще рано…
– Ладно, располагайся, – проворчал он. – Возникнет непонятная ситуация – прячься под кровать. Я не имею в виду тех двоих, которых ты уже видела…
Он забрался в постель, отвернулся к стене. Заскрипела кровать, девушка пристраивалась с другого конца. Потянула на себя одеяло. Ну вот еще. Кто первый лег, того и одеяло. Ладно, пусть тоже пользуется – он не стал наглеть. Она лежала тихо, почти не дышала. Потом свернулась в клубок, засопела у него под мышкой… и прошептала:
– Ты должен жить, как считаешь нужным. Я посторонний человек, просто холодно и страшно стало под утро, не стерпела, к тебе пришла… Не обижайся. Если не хочешь, я не буду больше приходить…
– Разберемся… – повернулся к ней Алексей и слегка приобнял. – Все, давай еще поспим пару часов. Потом я уеду, а ты остаешься на хозяйстве. Дверь запрешь, задернешь шторы, из дома не выходить – даже на веранду. Если кто-то придет, не вздумай подавать признаки жизни.
– Ты надолго? – испугалась Рита.
– Не знаю. Вечером вернусь. Есть дела в Мирославле…
Глава пятая
Виктора Павловича он тоже предупредил – чтобы последил за домом. Лишняя подстраховка не помешает. Дай волю – он бы взводом спецназа окружил свой участок. А со вторым взводом наведался в салон красоты «Эвелина» и по душам побеседовал бы с тамошними заправилами. «Спринтер» бойко перескакивал через ухабы, двигатель работал нормально, кондиционер исправно холодил. Постукивал подшипник сзади, обычный расходник, не проблема. Что сделается этой машине за несколько десятилетий эксплуатации? Легендарное японское качество девяностых – кажется, так именуется данный феномен…
Дорога до Монина была пустынна, как удаленные районы Сахары. Дорожные службы сюда не наведывались со времен застоя, но дорога была терпимого качества. Высокая насыпь, щебенка со слоями грунта – хорошо хоть в последний раз сделали на совесть. Алексей остановился посреди поля, погрузился в разнотравье за обочиной, несколько минут наслаждался тишиной и покоем. Сочные луговые ароматы, шустрые стрижи в безоблачном небе. Здешнюю экологию испортить не успели. Ни в Монине, ни в Акулове практически не было промышленных предприятий, способных отравить природу. Он последовал дальше, миновал березняк, снова погрузился в луга и через несколько минут въехал в Монино. Городок уже не казался задним местом цивилизации. Бараки и гаражи утопали в зелени. Мелькали рекламные щиты. На углу Котовского и Блюхера работали гастарбайтеры-асфальтоукладчики – заделывали гигантскую яму рядом с тротуаром. Видно, большой чиновник провалился со своей машиной. За зданием райисполкома возводили красивый дом переменной этажности – с башенками и портиками. На юго-восточной окраине городка цвели густые ряды акации. За кустами спряталась машина ГИБДД. Показалась толстая физиономия с полосатой палкой. Алексей ничего не нарушал. Физиономия проводила его тоскливым взглядом, палка осталась в опущенном положении.
Качество дороги немного улучшилось. Тянулись живописные перелески, переливались на солнце камышовые озера. Он пролетел «Сторублевку» с ее до абсурда рослыми и толстыми заборами. Снова поля, редкие автозаправки, городские окраины с заброшенными мастерскими и бетонными заборами – извечным спутником российских пейзажей. Мирославль бурлил – как и любой бестолковый российский город. Алексей проехал мимо гудящего рынка, мимо автостанции, с которой выруливал, парализуя движение на узкой улочке, огромный автобус до Владимира. В этом городе он знал каждый проулок. Центральная Подъемная улица, упирающаяся в вокзал, в трех шагах – площадь Восстания. От площади, как в Париже, лучами разбегались улицы. Он доехал до шумного вокзала, свернул в переулок, чтобы сократить расстояние до площади, припарковался у облезлого районного военкомата, стыдливо прикрытого пыльными тополями.
Свои «постмобилизационные» дела Алексей завершил за сорок минут, успев столкнуться с полным равнодушием и безразличием. Вот если бы он, наоборот, изъявил желание еще раз послужить Родине! В конце концов, ему тоже все становилось до лампочки. «Зайдите через недельку-другую, – широко зевая, сообщил обладатель майорских погон и спокойной «хлебной» должности. – Возможно, ваши документы будут готовы». Служебное удостоверение осталось при нем. Он сидел в машине рядом с военкоматом, курил, со злостью таращился на окна важного государственного заведения, заделанные в толстые решетки. Сработал телефон. На связи был Борька Черкасов.
– Леха, ты в курсе, что в нашей деревне опять чужаки? – Черкасов знал, что Алексей «на выезде» – он оповестил на всякий случай и его, и Маслова. – Снова прибыл джип, а в нем те же ребята. Проехали по деревне, сделав пару остановок, выходили, осматривались, в дома, правда, не заходили. Потом у магазина и у сельсовета клеили большие объявления. Сейчас с народом общаются…
– Ты где, Борька? – встрепенулся Алексей.
– Да тута я… – проворчал Черкасов.
– Тута большая. Конкретнее.
– В огороде я у деда Поликарпа, аккурат напротив магазина, за кустами стою… Я ему грядку вскапываю, а то у него сил нет… Передо мной вся картина. Они меня не видят, не думай. А увидят – так на мне пошлая панамка, прикроюсь. Не хочу второй раз им на глаза попадаться, вчера уже «засветили»… От сельсовета подъехали, плакат на столб приклеили и Клашку Пухову донимают. Ну, ты же помнишь Клашку – болтливая, здоровенная такая, ею только на стройке сваи забивать… Знаешь, Леха, вот смотрю на этих хлопцев и начинаю злиться…
– Не лезь им на глаза. Конкретнее можешь сказать, что происходит?