Мальчик засопел, его смуглое лицо застыло. Чувствовалось, что с этой стороной вопроса он столкнулся впервые.
– И потом, Абдель… В нашей стране, России, тоже много мусульман, их тридцать миллионов. В три раза больше, чем в твоей стране. Но наши мусульмане не хватаются за оружие, никого не убивают. Мы, неверные, живем с ними рядом, ходим друг к другу в гости…
– У нас тоже так было. До войны. Наши соседи были христиане, они всегда нас угощали на Рождество жареным гусем. Их отец был бизнесмен. А когда началась война, они куда-то уехали… Мударрес, я могу тебе чем-нибудь помочь во время боя с Джалилем? – Глаза мальчика светились решимостью.
– А чем ты можешь мне помочь? – усмехнулся Максим, – хотя… узнай, если сможешь, условия боя.
– Я узнаю. Я хочу, чтобы ты победил.
Бой был организован на окраине Идлиба. Место было сравнительно ровное, покрытое желтой засохшей травой. По обеим сторонам поля стояли футбольные ворота без сетки. Вероятно, здесь еще до войны местные ребятишки гоняли мяч.
Максима привезли к самому началу поединка. Он выпрыгнул из машины, огляделся по сторонам. По всему периметру поля было полно людей, в основном бородатых боевиков. Они молча с интересом смотрели на странного русского. Стояла необычная тишина, но Максим физически ощутил волны, исходящие от сотен врагов, – волны ненависти и жажды крови неверного.
Он ждал этого, и это его не удивило. Удивило другое: на краю футбольного поля сидели его ученики. Все шестнадцать человек. «Зачем они детей-то привели сюда?» – мелькнуло в голове. Хотя понятно: бандитам надо сокрушить их кумира. А то, что он за эти три месяца стал для ребят образцом для подражания, он чувствовал безошибочно. Максим поймал взгляд Абделя – он был напряженным и испуганным.
На середину поля вышел Салех. Его круглое жирное лицо излучало удовольствие.
– Моджахеды, – обратился он к зрителям, – сейчас будет поединок между русским и нашим братом Джалилем. Этот русский, – Салех небрежно показал на Максима, – специалист по восточным единоборствам, он специально этому учился. А наш Джалиль – простой феллах, который этому не учился. Но Аллах всегда помогает истинному мусульманину, и вы это сейчас увидите. Это будет честный поединок.
Толпа зрителей одобрительно загудела: на поле вышел противник Максима. Полуголый араб невысокого роста, широкий и плотный. Ноги были такие непропорционально короткие и толстые, что казалось, будто он врос в землю. Руки Джалиля тоже были толстые, бицепсы вздувались буграми. Он был коротко стрижен, «под горшок». Карие глаза араба смотрели на Максима зло и вызывающе. «Почему у него так расширены зрачки?» – удивился Максим. В руках Джалиль держал цепь со звеньями толщиной в палец.
Араб поднял свое оружие над головой и заревел: «Аллах Акбар!» Затем закрутил цепь, повернулся к футбольным воротам, сделал выпад и одним ударом цепи перебил штангу. Ворота упали на землю. Толпа радостно зашумела.
«Один такой удар – и бой будет закончен», – тоскливо подумал Максим.
Салех поднял руку. Толпа притихла.
– Не подумайте, что противник Джалиля будет безоружным, – объявил он. – Это честный поединок. Мы предоставляем русскому на выбор три вида оружия: нож, нунчаки или шест. Пусть он выберет то, что ему нравится. – Салех с ехидцей пригласил Максима к столу, на котором лежали названные «снаряды».
Максим стал выбирать. Нож, длинный и кривой, он сразу отложил в сторону. Нунчаки были неплохие, из твердого сорта дерева, на цепочке, и даже подходили по размеру. Но от них он тоже отказался. Коротенькие нунчаки против якорной цепи – это все равно, что двустволка против автомата. Выбрал шест. Это был не боевой шест, просто длинная палка. Но им еще можно хотя бы ставить блоки.
Максим взял шест в руки, вышел на середину поля. Толпа замерла, установилась жутковатая тишина.
– Давай, Джалиль, – тихо произнес Салех, – убей его.
Джалиль сверкнул диким взглядом, молча пошел на противника, крутя в воздухе восьмерку.
«Надо выбить из его рук цепь, – понял Максим. – А как это сделать? Накрутить цепь на шест и резко вырвать ее из рук. А приближаться к нему на расстояние короче длины цепи нельзя. Он либо собьет меня с ног, либо обернет меня цепью, и тогда конец».