– Ты не из Сирии? – спросил он.
– Нет, – подтвердила Залия. – Меня много раз продавали, пока я не попала к Джамилю.
– Ты была его наложницей? – осведомился он.
– Что это такое?
– Женщина, с которой спят, – пояснил Клим, размышляя, этичное или нет он подобрал определение.
– У нас это жена, – сказала она.
Клим поднялся с кровати.
Залия взяла с пола пластиковую канистру с водой и тоже встала.
– Я сам умоюсь, – заверил он ее и протянул руки.
– Нет! – почти крикнула она и завела канистру за спину, словно ребенок игрушку, которую родители захотели отобрать у него. – Это нельзя! Так у нас не принято!
– Язык откуда знаешь? – спросил Клим, когда они оказались в ванной комнате.
Впрочем, назвать так помещение, в стене которого красовался пролом, а от раковины остался один сифон, можно было лишь с большой с натяжкой.
– Интересно, кто здесь сделал дыру? – задумчиво проговорил Клим. – Не похоже, что сюда снаряд прилетел.
– Это бойница, – со знанием дела пояснила Залия. – Ее продолбили большим молотком и ломом, чтобы стрелять сверху. Когда я убирала здесь первый раз, на полу было много гильз от автомата.
– Ты так и не сказала, где выучила наш язык, – напомнил Клим и протянул к ней руки, сложенные в пригоршню.
Залия наклонила канистру. Клим стал отмывать пальцы, черные от грязи.
– Я родилась в России, – сказала она и посмотрела через пролом на улицу.
На крыше дома напротив двое бородачей играли в нарды на обгоревшем куске ковра, брошенном на бетон. Они увидели Залию и Клима. Один махнул им рукой, а второй что-то крикнул и засмеялся.
– Что он сказал? – спросил Клим, стараясь не смотреть на боевиков.
– Пожелал нам доброго дня, – перевела она. – Эти люди воюют за Асада. Они не знают, что здесь исламисты.