Голова на вес золота

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не вариант, – напомнил о себе Федосов, до этого внимательно следивший за ходом рассуждений подчиненных. – Нам доподлинно известно, что между ними были не просто теплые отношения, а любовь.

– Нет! – заявил Парсек. – Немного не так. Он ее действительно обожал, а она им манипулировала. В данном случае от любви до ненависти, как говорится, один шаг.

– Он может и не знать о ее убийстве, – заявил Федосов. – Ему же могли сказать, что Ирина сделала свою работу и вернулась к семье. Для Маслова будет серьезным ударом узнать, что у нее были муж и дети.

– Разве так можно? – недоумевал Гаер. – Они год жили вместе.

– Она не жила с ним, а работала, – уточнил Парсек. – И не год, а одиннадцать месяцев.

– Не знаю, – пробормотал Гаер. – Зачем так долго?

– Сам догадайся, – предложил Парсек.

– Ирина должна была дождаться, когда пройдут первые удачные пуски, и только потом оказать содействие в его похищении! – осенило Гаера.

– Вот! – Парсек посмотрел на Федосова и напомнил ему: – Вы обещали показать новую запись.

– Обещал, – подтвердил генерал и надавил на кнопку пульта.

Картинка с обезображенной женщиной исчезла, и на экране появилась новая. В этот раз трагедия развивалась на берегу моря. Спиной к воде стоял палач с ножом в руке, одетый во все черное. У его ног на коленях человек в оранжевой робе смертника. Волосы прилипли к мокрому лбу, в расширенных глазах стоял животный страх.

– Слушай меня, русский президент!.. – заговорил палач с арабским акцентом.

Когда демонстрация казни закончилась, Парсек поднялся и попросил:

– Можно еще раз?

Генерал отмотал ролик назад и нажал воспроизведение.

Парсек опять досмотрел все до конца и протянул руку к Федосову:

– Дайте пульт.

– Держи.

Парсек стал частями просматривать сюжет. Он представлял себя на месте палача и пытался определить, как тот стоит относительно сторон горизонта.

– Как вы думаете, почему жена, которую наверняка не одну ночь насиловали, а потом волокли к месту казни и закапывали, выглядит целой и невредимой, а на лице мужа нет живого места? – проговорил вдруг Гаер.