Ветер богов

– Возводить виллу в такой монашеской унылости, когда в полумиле – залив лазурного безмятежья… – продолжала Марта фон Эслингер. – Только вилла-то не моя. Я всего лишь арендую часть ее…

– Вот почему штурмбаннфюрер Умбарт слывет человеком, погрязшим в бедности, скупости и долгах.

– По крайней мере по этому поводу вам уже не придется прибегать к донесениям агентуры, – беззастенчиво хихикнула разорившаяся аристократка. – Другое дело, что вам непременно сообщат: «Марта фон Эслингер – австрийская националистка, сепаратистка и масонка».

– И будут правы?

– В том-то и дело.

– Почти традиционный набор обвинений врага рейха, – признал штурмбаннфюрер.

– Однако опыт герра Шварца, владельца «Солнечной Корсики», свидетельствует, что с некоторых пор к подобным слабостям своих земляков герр Скорцени относится почти с библейской великотерпимостью.

– Он свидетельствует еще и о том, что Скорцени тоже не чужды некоторые непростительные слабости. Послушайте, госпожа фон Эслингер, – сказал штурмбаннфюрер, выходя из машины и мгновенно примечая, что в беседке, просматривающейся между кустами, притаился охранник. – Вы, очевидно, даже не подозреваете, какому риску подвергаете себя, не понимая, что ни тот амбал, что притаился в беседке, ни два дебила, которые после третьего выстрела высунут свои сонные рожи из самой виллы, не помешали бы мне пристрелить вас прямо здесь же, под венецианской аркой входа на виллу.

– Почему вы предполагаете, что я не осознаю этого? – вздрогнула фон Эслингер, совершенно не ожидавшая, что их полусветская беседа в машине завершится таким ужасным дипломатическим разъяснением. – Просто мне казалось, что вы прибегнете к своим угрозам еще там, у отеля. А пристрелите – на одном из поворотов, у обрыва или зарослей. Более неудачного места для зачтения приговора, чем подъезд виллы, даже трудно себе представить.

– Это не приговор. Обычная констатация реалий.

– Так мы все же войдем или будем митинговать у ворот? – Марте фон Эслингер понадобилось немало усилий, чтобы заставить себя улыбнуться, и все же улыбки не получилось.

– Войдем.

– Странные вы, мужчины: одни, садясь рядом со мной в машину, начинают нервно ощупывать мои коленки, другие столь же нервно – кобуры своих пистолетов. Не знаешь, на кого из вас злиться, а кому сочувствовать. Между тем на втором этаже этого особняка, в комнате для молитв и покаяний – существует здесь и такая, вас с огромным нетерпением ожидает госпожа Ленерт.

– Простите, не понял?

– Я сказала: вас ждет госпожа Ленерт. Вот уж не думала, что, услышав имя «папессы», вы решитесь переспрашивать его.

– Но в это невозможно поверить. Госпожа Ленерт, «папесса», здесь? – с непосредственностью провинциала ткнул он в сторону виллы пальцем. – Как она могла оказаться на острове? Я спрашиваю совершенно серьезно, – повысил голос Скорцени. – Хватит с меня мифической мадемуазель д’Ардель.

– Прекратите, господин Скорцени! – вдруг возмутилась Марта фон Эслингер. – Сие вам должно быть известно лучше, чем мне.

От неожиданности штурмбаннфюрер замялся.

– А что вы хотите от мужчины, который столько времени нервно рассматривал ваши коленки, не решаясь притронуться к ним? – наконец нашелся он.

– Вот вам урок, Скорцени: нельзя «первому диверсанту рейха» менять разлагающий климат Италии на не менее разлагающий климат Корсики. Надеюсь, услышав имя бедного, вечно молящегося монаха Тото, переспрашивать его вы уже не решитесь. И не только потому, что постесняетесь моей въедливой ухмылки.