— Можно поконкретней?
Сергей Павлович прохаживается с бокалом в руке и вот-вот ринется в дискуссию.
— Поконкретней можно, но не нужно. Увязнем в деталях. Я буду утверждать, что то-то и то-то — факт доказанный, Вы будете это отрицать или придавать факту иной смысл, и разговор наш кончится ничем. Поэтому, — Осиртовский нагибается к Суортону, — ответьте пожалуйста на простой вопрос: сколько существует на американском рынке марок автомобилей?
— Вот вы русские мыслители! — вновь взрывается смехом Суортон. — Вы можете просто и коротко ответить, без этих ваших…
Джеймс чертит в воздухе замысловатую фигуру.
— Так вы ж иначе не поймёте, — разводит руками Осиртовский. — Вам всё на пальцах объяснять надо. Вот я и спрашиваю: сколько марок автомобилей на американском рынке?
— Ну хорошо, как хотите. Сейчас не сосчитаю, но много.
— Больше десяти?
— Около того.
— Так. И всё это, так сказать, «живые» товары. Их покупают, ими пользуются. А сколько политических партий? Я имею в виду живых партий, которые могут прийти к власти? Республиканцы и демократы. Две. Только две.
— Ах, вот к чему Вы клоните, — Джеймс растянул было губы для очередной порции риторического смеха, но Осиртовский упреждает:
— Две «живые» партии! Если присмотреться поближе, в важнейших вопросах они мало чем друг от друга отличаются. Так вот и подумайте: неужели в политике, экономике всё настолько ясно и однозначно, что все решения укладываются в полтора, два брэнда? Вы скажете: основные параметры экономики и политики давно установлены и успешно работают, к чему мол вновь изобретать велосипед. А я отвечу: у всех машин есть двигатель, кузов, ходовая, трансмиссия, но при этом на рынке свыше десяти разных марок. И люди выбирают, покупают, разбираются в них. Политических же идей хватает только на две упаковки. Только на две! Разве это не подозрительно?
— Хорошо, — сам не ожидая от себя такого, встревает Клаас. — В Германии пять партий.
— Правильно, — парирует Осиртовсий, — там ассортимент шире, там охлос попривередливей. Но Германия мало что решает. Немцы могут и в либерализм поиграть за широкой спиной заокеанского друга.
— Любопытная штука получается, господа, — неожиданно спокойно, несколько задумчиво, замечает Сергей Павлович. — Чем значимее государство, тем меньше в нём подлинного либерализма.
— Естественно, Сергей Павлович, — вдохновляется Осиртовский, — естественно. Чем серьёзнее дело, тем меньший доступ охлос имеет к рычагам правления. В Германии они могут сколько угодно высказываться против американской политики, всё равно, когда дело дойдёт до конкретных решений, они либо поддержат Америку, либо их просто не спросят. В самой же Америке всё шито-крыто. Там охлос гордо и самозабвенно выбирает одну длинную спичку из двух коротких.
— Вы всё упрощаете, — машет рукой американец, как бы разгоняя кухонный чад. — Если бы большинство американцев хотело, то партий было бы больше, чем марок машин и телефонов вместе взятых.
— Только они не захотят, — Осиртовский тычет указательным пальцем в Суортона. — Не смогут захотеть! Их так воспитали, их всё устраивает. Охлосу дай его кусок хлеба с маслом, дай минимальные гарантии и максимальные иллюзии, и с него хватит. Он отдаст вам всё правление с потрохами. Поэтому-то демократия — это фикция. То есть не фикция, конечно, а реальная власть. Не власть народа, а власть денег. Власть реальных денег, на которые обладатели крупнейших капиталов покупают образование, СМИ, общественные организации, политические партии, парламенты и в конце концов сам народ.
— Да, но если масла перестанет хватать, я уже не говорю о хлебе, правительство это сразу на себе почувствует. У вас отнимают масло, хлеб, гарантии и вы сидите, сложа руки. В этом и отличие демократии от фикции. Демократия ограничивает правительство. Тут есть обратная связь. Если правительство неэффективно, его меняют. Не надо долго ждать, пока оно станет полным банкротом, не надо революций и войн. Обратная связь обеспечивает всей системе стабильность.
— Вот это Вы верно подметили! — Осиртовский снова вскидывает руку с вытянутым указательным пальцем, точно грозя собеседнику. — Стабильность и бескровная, быстрая смена потерявших форму актёров, которых по недоразумению считают политиками. Согласен. На все сто процентов согласен. Конкуренция на рынке обеспечивает быструю смену товаров и услуг, конкуренция во власти — быструю смену менеджмента при сохранении и ради сохранения старой элиты. Отлаженная система. Но это не демократия, тут и не пахнет никаким народовластием. Просто элите нужно было решить проблему: как обезопасить себя от революций и дворцовых переворотов. Они её решили. Вот и всё. Всё!
ebooksa