— Так ведь Вы против СМИ?
— Вот взялись ловить меня на слове. Я не против СМИ, я против доверия СМИ. Мы относились к газетам как разведка к открытым источникам. Всякий имел своё суждение, разбирался в политике, в искусстве. Насколько хорошо, это уже другой вопрос, но мы не прятали голову в песок как нынешнее племя. Сейчас же заговорить о политике считается просто дурным тоном.
Справа с бесстрастным торжеством грохочет водопад. Из-за поворота показалось стадо овец, их длинная слипшаяся от грязи шерсть свисает остроконечными сосульками. За стадом бредёт заросший щетиной пастух в камуфляже.
Взгляд Клааса становится непроницаем, глаза сканируют абхаза, деревья, дорогу. Сергей Павлович замечает, как напрягается рука Эдика, лежащая на рычаге переключения скоростей.
— Что-то случилось?
Старик с беспокойством смотрит на Клааса.
— Нет. Просто рефлекс. Déjà vue.
Пастух аккуратно обводит стадо, с опаской косясь на забрызганную грязью иномарку. Напоённая солнцем листва играет всеми оттенками зелени. В разрывы зеленой мозаики заглядывает голубое небо.
— Чечня? — осторожно интересуется Сергей Павлович.
Эдик кивает. Какое-то время едут молча, не то любуясь альпийской природой, не то привыкая к новому настроению.
Нарушает паузу Клаас:
— Это уже навсегда. Ничего не могу с собой поделать. Служил как все, а потом меня один майор ФСК к себе взял. Сами понимаете: передовая днём и ночью. Вот с тех пор как окажусь в похожем месте, так рука и тянется за автоматом.
— Мир познаётся через войну, доброта через жестокость, а жизнь через смерть. C’est la vie!
Снова молчание.
— Странно всё же устроено сознание, — начинает Эдик. — Сколько марш-бросков, диверсий, рейдов, окружений, а вот снится глупость какая-то. Я сны стал запоминать уже дома, когда с войны пришёл. Одно время даже записывал. Сначала мне то и дело снилось, как я еду ночью в Шали, а по трассе навстречу бредут психи: без трусов в куртках на голое тело, одна тётка в ночной рубашке, все взъерошенные, орут что-то, улюлюкают, под колёса лезут.
— Сальвадору Дали пришлось бы по нраву.
— Да, только Дали подобные сюжеты выдумывал, а я запоминал с натуры.
Сергей Павлович вопросительно смотрит на Клааса.
— Потом узнал, что из психиатрической лечебницы выпустили пациентов. Всех. И буйных тоже.
— Боже, какой кошмар.