Пепел Клааса

22
18
20
22
24
26
28
30

«Да это же сегодняшняя дата! 28 августа 2006 года».

Эдик паркуется на стоянке возле храма Симона Кананита, воздвигнутого, по преданию, на мощах апостола. Тысячелетнее строение манит простотой и загадочностью. Клаас всегда испытывает волнение рядом с древними зданиями. В детстве ему казалось, что если долго смотреть на крепость или храм, то можно услышать голоса из прошлого. Не голоса привидений, нет. Голоса живых людей. Островки древности он воспринимает как своеобразную машину времени. Даже сейчас нечто осталось от давно утерянного детского ощущения.

Клаас выходит из машины, берёт сумку. Хочет захлопнуть дверь, медлит. Потом быстро вынимает дневник вороватым жестом и бросает на заднее сиденье. Захлопывает дверь. Жмёт на брелок, сигнализация «квакает», моргают фары.

Он неспешно бредёт вдоль лотков с кинжалами, папахами и керамикой. Покупает брошюру «Абхазия. Христианские святыни Нового Афона». Тоненькая книжица обходится в пятьдесят рублей. Листает, отыскивает описание храма.

«У подножия Афонской горы, — сообщает проспект, — недалеко от искусственного водопада, стоит небольшой храм, построенный в период расцвета древней Анакопии. Он является уникальным памятником греческого (византийского) средневекового церковного зодчества».

Эдик не раз бывал здесь с Амалией Вольдемаровной. Крошечная церковь не производила на него тогда особого впечатления, он едва её помнил. Тянуло к Симоно-Кананитскому монастырю, большому и красивому. Эдику казалось, что постройка тем древнее, чем величественнее. Когда он, повзрослев, поехал с мамой по стране, его постигло горькое разочарование: самые древние храмы, будь то новгородская святая София или Покрова на Нерли, оказались крошечными по сравнению с почти что современным Исаакиевским собором. То же самое и в Германии: средневековый дворец императоров Священной Римской Империи в Госларе выглядит жалко на фоне Рейхстага. Исключение составляют разве что готические соборы.

«Согласно христианскому преданию и древним абхазским легендам, — говорится в брошюре, — храм возведён на мощах Симона Кананита, одного из двенадцати апостолов Христа».

«Неужели, правда? — думает Эдик. — Для веры это неважно, а вот для истории, пожалуй. Люди приходят сюда из века в век просить помощи в житейских неурядицах. Даже если останки Симона и покоятся в каком-нибудь палестинском захолустье, или вообще сгинули давным-давно, он всё равно здесь. Здесь он нужнее».

Читает дальше:

«В первых веках нашей эры могила святого стала местом глубокого почитания христиан. В IV в. на месте его погребения была построена деревянная церковь, а в IX–X вв. — храм из белого тёсанного камня».

Клаас нашёл то, чего искал. Дата постройки — IX–X вв. Переворачивает страницу: «Интересны две сохранившиеся надписи на древнегреческом языке, сделанные в IX–X вв. Одна из них находится над южными входными дверьми вместе с изображениями круга и креста внутри него и читается так: „Матерь Божия! Спаси Георгия пречистого, митрополита (Цхумского) “. Вторая высечена на камнях восточного фасада, сильно повреждена и прочесть её можно лишь частично: в ней строитель храма обращается к Господу с просьбой о спасении».

Клаас кладёт брошюру в сумку и бредёт дальше. Храм величественно надвигается. Эдик обходит его несколько раз, разглядывая общие очертания и детали, останавливается возле греческой надписи на алтарной стене, касается холодного камня и закрывает глаза, стараясь представить мысли писавшего. Чужое сознание, отделённое сотнями лет, непроницаемо:

«Совсем другой мир, другие эмоции, мысли. Другой язык. Непреодолимая пропасть отделяет мою душу от той, что водила рукой по стене десять веков назад. И никакой машины времени… С каким бесконечно разным настроением, должно быть, обращаюсь к Богу я и тот зодчий. Что вообще для него значило верить? Может, он бы и не признал во мне христианина, а может и я брюзгливо отшатнулся бы от дремучей религиозности грека.

То ли дело, вот эта надпись. Все понятно: «1897 Socoloff»

Наверное, приехал на воды полечиться и не выдержал, совершил-таки акт вандализма, хоть и красивым почерком».

Снова сотовый.

«Может, Герда?»

— Алло! — В трубке шипит как от старой граммофонной пластинки. — Я слушаю, говорите. Ало, ало, ало!

Сквозь треск слышатся гулкие шаги, потом голос на расстоянии:

«Наверное, случайный вызов», — Клаас хочет отключить телефон, как вдруг слышит: