Последняя игра чернокнижника

22
18
20
22
24
26
28
30

— Для воровки ты слишком плохо врешь, Катя.

— Так это был сарказм, а не вранье, — успокоила я. — А почему такое решение? Вам знакомо сострадание?

— О чем это ты? — показалось, что он вскинул бровь. — Ты, видимо, и о Днях Богини не знаешь? И о выходных?

— Выходных? — я отразила эхом. — В смысле? Мне никто ничего не говорил…

— Не говорили, потому что люди не говорят об очевидных вещах, если о них речи не зайдет. Ежегодный праздник, два дня никто не работает, за исключением магов, обязанных проводить ритуалы, — он задумался ненадолго. — Зря я все-таки предупредил. Вышло бы очень смешно, если бы ты завтра нацепила свое платьице, взяла ведро и пошла драить полы.

— Тогда спасибо, что не подумали об этом раньше, айх. Было бы обидно, если бы меня сожгли на костре за то, что про какую-то там богиню слыхом не слыхивала. И как же вы протянете два дня без двенадцати блюд на обед, раз все рабы отдыхают?

— Как-нибудь справлюсь, — он улыбался. — Но благодарю, что обо мне беспокоишься. Интересно, с твоей хамской манерой разговаривать можно что-нибудь поделать?

— О чем это вы?

Раздраженным он не выглядел — наоборот, продолжал говорить с легкой иронией:

— Ладно я, но богиня! Услышал бы кто-то более щепетильный, и ты бы отправилась — нет, не на костер, хотя эта мысль меня заводит, но на плаху уж точно. За богохульство у нас карают смертью.

— Серьезно? — я запоздало испугалась. — Я… это от незнания!

— У тебя всё от незнания. Но тебе повезло, что здесь собрались одни богохульники… — я, вероятно, немного побледнела, поскольку он добавил: — Я пошутил. Всем плевать, как ты относишься к богине, если тебе самой плевать, как она относится к тебе. Потому никто тебе даже замечания не сделает, что бы ты про нее ни говорила. Итак, к нашему делу. Интерес мой не пропал, а только вырос. Потому увидимся через два дня, не скучай.

— О, я очень постараюсь! — не удержала я очередной приступ сарказма. А может, это тоже влияние магического фона, раз я заткнуться не могу?

И, разумеется, он расслышал. У двери остановился и заявил со смехом:

— А ты быстро отошла от последней встряски. Честно говоря, я думал, что хоть немного понял твой характер — и тебя должно было раздавить ощущением собственной беспомощности. Но ты какая-то… недодавленная. Однако так даже лучше, мне нравится твоя живучесть.

— Слава богине! — я не смогла сдержать улыбку. И ответ подходящий, и недавнее богохульство прикрыла.

— Не так, — он сделал короткий шаг ко мне. — Богине.

Я не поняла, в чем он меня поправил. Он это уловил и вскинул палец. Прочертил в воздухе какой-то знак, который засветился красным. Я с удивлением всмотрелась — значок напоминал те, что я видела в книге. Перевод дошел не сразу, но дошел — это слово «Богиня» и как будто даже с большой буквы. Но в чем моя ошибка?

— Богиня, — объяснил он. — В твоем слове она звучит как неодушевленный предмет. Это отличие никто, кроме верховных айхов не уловит, но лучше научись говорить правильно.

Я вообще не понимала, чего он от меня хочет. Все равно что глупый спор между верующими и знатоками грамматики — с какой буквы слово писать. Он, видя мою неспособность, отмахнулся: