Налево уходила стрелка, над которой стоял знак, аналогичный тому, что он увидел на теле госпожи Гёре. Прикинув направление и пройденное расстояние, он сделал вывод, что здесь поворот в подвалы замка барона, появилась мысль пойти этим путём, попасть во владения барона и обследовать замок изнутри. Немного подумав, он отложил это посещение на потом. Куда больше его заинтересовал другой проход, более узкий, идти по нему можно было, только согнувшись. Зато оттуда тянуло свежим воздухом с запахом осеннего леса.
Проход начал подниматься вверх, местами довольно круто, кое-где даже ступени вырубили, чтобы можно было подниматься. Скоро, завернув за очередной изгиб подземного хода, он вывалился наружу, растянувшись на траве и с наслаждением вдыхая ароматы ночного леса. Отдышавшись, он встал на ноги попытался понять, куда его занесло. Как раз в это время ветер разогнал мелкие облака, и на небе появилась почти полная луна. Свет ночного светила помог ему узнать местность, тем более, что однажды он здесь уже был, выход из пещеры находился у подножия той самой горы, где он нашёл следы убийства. В первый свой поход он не смог найти эту пещеру, вход был замаскирован пышными кустами, со стороны его не видно.
Картина преступления уже сложилась в его голове. Девушку похитили люди барона, или даже он сам с друзьями, аристократы всегда остаются воинами, даже в мирное время. Некоторое время её держали в замке, скорее всего, в подвале, пока не улеглось волнение, а когда наступил подходящий день, девушку приволокли на эту гору, где и совершили обряд с человеческим жертвоприношением. Потом все разошлись по домам, а труп бросили здесь же. Прятать улики никто не стал, всё равно, на местных аристократов подозрение падёт в последнюю очередь.
Он вздохнул. Эту версию принял бы брат Доминик, её приняли бы к сведению остальные инквизиторы, но, увы, для полноценного обвинения этого недостаточно, а значит, ему следует продолжать искать улики.
Глава одиннадцатая
В большом зале замка князя Зриньи было шумно, друзья хозяина собрались за большим столом, уставленным всевозможными закусками. Вино лилось рекой, музыканты в нарядных кафтанах наигрывали весёлый мотив, звучали весёлые песни, отовсюду сыпался беспечный хохот. Никому из гостей в голову не приходило посмотреть наверх, где, под самым потолком, невидимый на тёмном фоне, висел неприметный человек в чёрной одежде. Одной рукой он держался за большую люстру с тремя десятками свечей, другая намертво вцепилась в кусок обоев, крепко прибитых гвоздями к потолку.
Пир затянулся, некоторые гости от обильных возлияний падали, слуги уносили их из зала, чтобы поскорее увезти домой, или же уложить на кровать в одной из гостевых комнат. Очень скоро за столом остались только самые стойкие, которых было шесть человек. Впрочем, стойкость их была весьма относительной, наблюдательный Морт прекрасно видел, как слуги наливают им в кубки вина понемногу, да и эту порцию они регулярно тайком выливали под стол. Таким образом им удалось сохранить трезвый рассудок на фоне упившихся друзей. Чтобы не вызывать подозрений, они тоже притворялись пьяными, но теперь, когда остались только свои, а прислуга и музыканты предусмотрительно попрятались, они сбросили маски пьяных бездельников и завели серьёзный разговор, усевшись поближе к хозяину замка. Морт в очередной раз помянул недобрым словом руководство, отправившее его в страну, языка которой он почти не понимал.
Впрочем, кое-какие слова разобрать удалось, аристократы пересыпали свою речь немецкими и почему-то латинскими фразами. Речь шла о каком-то неизвестном благодетеле, которому они обязаны всем, они получили то, что каждому не хватало, что-то, что никто больше не мог им дать. Посторонний человек, услышав такое, мог подумать, что это просто завуалированная молитва Христу, который своей милостью одарил их чем-либо. Вот только Морт не был посторонним человеком, он уже отлично знал, кто и кому здесь молится. Отчаянно напрягая слух и свои мыслительные способности, он пытался понять, кто этот неизвестный, кто помог им в их делах, кому они обязаны? Разобрать удалось только то, что сейчас его нет здесь, он где-то далеко, но они не должны забывать о своих делах, не должны прекращать. Отдельные понятные фразы, перемежались мадьярскими вставками, в конечном итоге разговор прекратился, и князь вынул из небольшой шкатулки книгу. Морт не смог разобрать, на каком языке она написана, но это точно был не мадьярский, и не немецкий, и не французский, не латынь и не английский. Создавалось впечатление, что князь и сам не особо понимает прочитанное, просто проговаривая иностранные слова. Но, судя по тому благоговению, что охватило остальных, это была молитва. Кому? Уж точно, не Христу и не Святой Деве Марии. Христианские молитвы, которые читаются, пусть даже и не на латыни, а, по примеру греческой церкви, на местных языках, он бы узнал. Узнал бы он и другое, молитвы Сатане тоже имели своё звучание, тоже были отличимы, но с этим они не имели ничего общего. Что же это?
Когда князь закончил чтение, все шестеро собрались в середине зала и взялись за руки, подняв глаза вверх. Морта они не увидели, поскольку не смотрели на сам потолок, поднятие взгляда имело для них чисто символический смысл. Через минуту они начали раскачиваться и заунывно напевать что-то невразумительное. В другом конце зала открылась дверь. Не имея возможности повернуть голову, Морт скосил туда глаза. В зал вошла женщина, взрослая, ей было около тридцати лет, или даже больше. Красивая, хотя и с очень худым телом. Особенности её анатомии было легко рассмотреть, поскольку из одежды на ней был только странный головной убор с многочисленными перьями. Обнажённое тело было исцарапано и окровавлено, словно она только что продиралась через колючий кустарник. Присмотревшись внимательно, Морт увидел, что кровоточащие царапины складываются в странные рисунки, которые можно было бы назвать буквами, вот только таких букв он никогда в своей жизни не видел. В руках она держала чашу, огромный позолоченный сосуд, пожалуй, даже слишком тяжёлый для тонких женских рук. Этот сосуд был до половины заполнен красной жидкостью, в воздухе поплыл густой запах скотобойни. Впрочем, опытный Морт вздохнул с облегчением, судя по запаху, кровь в сосуде была не человеческой.
Стоявшие мужчины на мгновение разомкнули круг, чтобы пропустить её в центр. Подняв над головой чашу с кровью, она выкрикнула нечто непонятное, после чего стала медленно лить кровь на себя. Красная жидкость заливала её головной убор, стекала по лицу, попадала в открытый рот, ручейки сбегали по обнаженной груди, струились по бёдрам, а вокруг ступней образовалась большая красная лужа. Когда поток крови иссяк, а чаша опустела, она выбросила сосуд за пределы круга и расхохоталась, подобно сумасшедшей.
Мужчины разомкнули руки, они снова стали раскачиваться, а сам князь поспешно скидывал одежду. Теперь женщина легла на пол, прямо в лужу крови, а мужчины по очереди овладевали ей. Она издавала крики, но это не были обычные для подобной ситуации стоны удовольствия, каждый её выкрик разносился по залу, подобно морской волне, после чего эхом возвращался обратно, заставляя её выкрикнуть снова, каждое движение мужчин вызывало гримасу на её лице, которую сложно было назвать выражением удовольствия, её разум уже не принадлежал ей, человеческая женщина находилась где-то глубоко внутри этого тела, временно (Морт на это надеялся) позаимствованного демоном.
Волны, расходившиеся по воздуху, обладали особой силой. Одна такая, подобно ветру, обволокла Морта, обдав его сначала жаром, потом холодом, после чего схлынула, оставив у него стойкое ощущение проверки. Будь на его месте другой, его бы непременно обнаружили. Увы, самого охотника от этой женщины отличала только свобода воли, его тёмная сущность по-прежнему сидела внутри, показываясь редко и только с разрешения хозяина. Более того, от увиденного она оживилась, стала давить изнутри на тесные оковы плоти, требовать свободы. На фоне криков нельзя было различить, как скрипит зубами Морт, отчаянно пытаясь совладать с тем, что по определению было сильнее его.
А действо внизу продолжалось, не дожидаясь очереди, мужчины набросились на неё скопом. Женщина отчаянно извивалась, пытаясь удовлетворить сразу всех, голые тела, залитые кровью, скользили друг по другу, мужчины, чьи руки были свободны, взяли короткие ножи и наносили себе небольшие раны на руки и на грудь, добавляя в действо своей крови.
Длилось это долго, возможно, не один час, Морт потерял счёт времени, руки его давно занемели от напряжения, но он продолжал удерживаться наверху. Наконец, все участники обряда — а в том, что это был именно обряд, а не простая оргия, Морт был уверен, пусть даже он таких обрядов и не знает, это нестрашно, найдутся другие — стали уставать, бешеные движения, крики и потеря крови отняли у них все силы. Дольше всех, как ни странно, продержалась женщина, когда мужчины уже попадали в обморок, она продолжала совершать телодвижения, пыталась ласкать сама себя, но ласки эти сразу становились пытками, она неистово царапала себе ногтями лицо, грудь и бёдра. В итоге, затихла и она, упав без чувств на одного из участников оргии.
Морт с большим облегчением спрыгнул вниз, рук он не чувствовал, и сам вымотался настолько, что едва стоял на ногах. Бросив последний взгляд на лежавшие на полу окровавленные тела, он с трудом подавил желание достать нож и просто зарезать всех семерых. Этим он, безусловно, оказал бы большую помощь Святому Престолу, но, увы, задача его была куда более обширной и сложной, нежели собственноручное убийство отступников и грешников. Если он справится, все они окажутся в пыточной, потом на заседании трибунала, а после, даст бог, и на костре.
Шатающейся походкой он подошёл к столу и схватил слабеющей рукой кувшин с вином. Сладкий крепкий напиток полился в пересохшее горло, придавая сил и проясняя голову. После этого он схватил со стола кусок печёной говядины и проглотил его, не разжёвывая. Уже собираясь уходить, он взял со стола книгу, которую читал князь, заглянул в неё, но разобрать неизвестные буквы не смог. Сначала он хотел положить её на место, но потом всё же сунул в карман, нужно собирать улики, пусть даже и такие.
После этого он подошёл к окну и, после недолгой борьбы с засовами, распахнул его. Ворвавшийся снаружи свежий ночной воздух, казался райским удовольствием на фоне «ароматов» этой комнаты. Выпрыгнув в окно, он, чтобы не разбиться, схватился за толстую ветку векового дуба, а уже с неё спрыгнул на землю. По его расчётам, скоро наступит рассвет, нужно встретить его подальше отсюда.
Всё так и вышло, когда первые лучи солнца осветили горизонт на востоке, он был уже за много миль от замка, не спеша шагал по дороге, одетый в одежду обычного горожанина, насвистывал песенку и даже пытался улыбаться встречным людям. Ничто не выдавало напряжённого мыслительного процесса. Мысли его сводились к тому, чтобы как можно скорее сообщить начальству о происходящем здесь. Он уже выявил более двадцати участников обрядов, если считать только мужчин, а с ними были их жёны и даже дети. Один дворянин вовлёк в действо своих дочерей, более того, сам он совокуплялся с ними во время оргий. Но кое-какие вопросы всё же не давали ему покоя, первое, он не мог понять, кто изначально был организатором всего действия. Не могли люди просто взять и начать совершать сатанинские обряды, не могли сами раздобыть книги на незнакомых языках и научиться их читать. Непонятно было, что подвигло их на это. Сатана обычно одаривает своих адептов тем, чего они иначе не получат. Хорошим примером был барон Минц, вынужденный выбирать между службой дьяволу и мучительной смертью. Но что могли просить эти люди, большинство из них было богато, они не знали нужды, обладали властью и положением в обществе. Возраст большинства из них не позволял думать о паническом страхе смерти. Или они воспринимали это, как занятную игру, способную прикрыть разврат, в который они ударились от провинциальной скуки? Нет, непохоже, слишком серьёзны они были, слишком фанатично отдавались своему занятию.
Не давал покоя ещё один вопрос: что с человеческими жертвами? Во время оргий обычно закалывали овцу или петуха, кровью которых обмазывались и рисовали символы. Убивали их обычным стальным ножом, причём, как правило, делали это женщины, вошедшие в состояние экстаза. Но говорили они и о человеческих жертвах, их тоже должны принести, он слышал упоминания о каком-то важном событии, которое неизвестный покровитель не позволит пропустить. И вскользь упоминалась жертва, которую ждёт ОН. Причем говорилось об этом со священным трепетом, так не станут говорить о зарезанной корове. Жертва ритуала будет именно человеком.
На постоялый двор он прибыл совершенно обессиленным. Сил едва хватило, чтобы доковылять до стола, где обрадованная Мария уже поставила большое деревянное блюдо с горячими пирожками.