Подхватываю сумочку, накидываю дубленку, долго не решаюсь нажать на выключатель, потому что кажется — от моего простого действия сейчас погаснет не только свет. Так и смотрю на белую клавишу, пока на нее не нажимает Татьяна.
Не знаю, почему она все еще здесь, если ее подружки уже разошлись. Стоит в дверях бухгалтерии, смотрит из светлого коридора на мой затемненный силуэт, усмехается. Тому ли, что видит меня в таком состоянии, или этой разнице светотени. Не знаю. Не хочу разбираться. Да и видеть ее не желаю.
Делаю шаг вперед, обхожу ее, удаляюсь.
— Зря надеешься, — говорит она громко, чтобы до меня докричаться даже через шум маленьких барабанов, которые стучат по вискам, вызывая тупую боль. — Больше ему здесь делать нечего. Две недели его руководства закончились. Все, что хотел — он успел.
Не оборачиваюсь, не оспариваю очевидные факты. Да, в понедельник возвращается Константин Викторович. И это тоже усугубляет молчание Фрола — потому что здесь, на работе, я больше его не увижу. А там, в реальности, похоже, он уже не хочет видеть меня.
— Но ты хорошо поработала, — Танечка увязывается следом за мной. — Может, узнав о твоих постельных заслугах, Константин Викторович выпишет тебе премию!
— Может быть, — останавливаюсь, чтобы взглянуть в глаза той, которая ненавидит меня просто так, без единого повода. — Ты-то свою за подлость уже получила.
Мне кажется, только то, что Танечка не ожидала услышать от меня хоть какую-то отповедь, задерживает ее в офисной части. Или она действительно получила от Миры деньги и теперь пытается сообразить: как я об этом узнала.
Без разницы.
Я не бегу, медленно спускаюсь по лестнице, водя по перилам ладонью, и это хоть чуть-чуть отвлекает.
Говорят, что дома помогают и стены, а мои не хотят. Кровать еще хранит в себе запах Фрола, подушка — отпечаток его головы, стул на кухне напоминает, как он здесь сидел, поглаживая мою ладонь, и как мне было уютно сидеть на мужских коленях. Даже город, на который смотрю, напоминает о том, что еще недавно через эти окна на него смотрел Фрол.
Таблетки снимают головную боль, а та, что ноет в душе, разрастается и заставляет меня понять, что я знаю, теперь точно знаю, как правильно называются наши отношения с Фролом.
Это любовь.
Возможно, односторонняя, невзаимная, но теперь точно не безымянная.
Я никогда не навязывалась мужчинам, всегда отпускала, если они уходили. Но теперь мне хочется уцепиться за отношения, сделать хоть что-нибудь, чтобы Фрол остался со мной.
Или…
Ночь без сна, молчаливый телефон Фрола и холодный рассвет помогают принять и другое решение — мне бы хотя бы знать, что с ним все в порядке.
Я не думаю о том, как это выглядит для кого-то, пусть я навязываюсь, пусть я смешна.
Понятия не имею, который час и будит ли кого-то еще осторожный первый луч света — набираю номер Макара.
Три гудка.