Жемчуг покойницы

22
18
20
22
24
26
28
30

Амалия Кирилловна от неожиданности открыла рот и мелко затрясла головой, отчего все ее три подбородка пришли в движение.

– Анастасия Захаровна, матушка! Век не забуду Вашу доброту! – залепетала она и даже потянулась к руке Анастасии Кирилловны, но та, брезгливо поморщившись, вовремя ее убрала.

– И все же я не могу гарантировать Вам успех, – делая глоток лимонада, сказала губернаторша. – Видите ли… Роман Янович, по моему мнению, тоже попал под влияние этой, гм… аферистки, и это сильно осложняет задачу. С другой стороны, дорогая, в моем лице Вы приобрели верного союзника – ибо мне тоже не по нутру эта щучка, выдающая себя за вдову Пейц… Вы же помните, кем был Йозеф Пейц? Ничтожество, а не человек! Не смог защитить свою семью.

– Да, конечно. Но когда он исчез, мне стало жаль его: он все потерял – наверное, потому и тронулся умом… – всхлипнула Амалия Кирилловна. – В этом, отчасти, есть и наша вина!

Она надкусила сочный плод, от чего во все стороны брызнул сладкий сок, попав немного на глубокое декольте губернаторши, но та словно не заметив, горячо произнесла:

– Да полноте, голубушка! В бедах Пейца виноват только сам Пейц! Ему же предлагали решить все миром, но он для себя рассудил по-другому. Одно слово: нехристь. Откровенно говоря, я думала, что он наложил на себя руки, а он, оказывается, еще и женился во второй раз – это ли не лицемерие?!

Она отмахнулась веером от осы, которая, привлеченная сладким запахом грушевого сока, кружила над ней, желая приземлиться.

Дамы расстались почти подругами. Настроение полицмейстерши улучшилось, чего нельзя было сказать об Анастасии Захаровне. Визит давней врагини заставил ее задуматься о поведении собственного супруга – и она сделала неутешительный вывод: Брыльский также изменился с приездом в город скандальной вдовы.

***

Панкрат Сиз битый час сидел над листком бумаги, пытаясь написать любовную оду, которую обещал Дыбенко. Он подозревал, кому она предназначалась, и страдал. По приезде в город эта женщина сделала его своим поверенным, так как не имела здесь ни связей, ни знакомств. И почти каждый вечер Панкрат докладывал ей обстановку и имел возможность любоваться вдовой без шляпки и глухого платья. Эва Пейц была прекрасна во всем – и уж конечно – не чета местным женщинам. Утонченная. Красивая… Точно из другого мира. И посвящение ей требовалось особенное – именно поэтому Сиз так и не смог написать ни строчки. Однако уже поздно – Эва, должно быть, ждет. Панкрат накинул на себя мешковатую рубашку, подпоясался кушаком, на голову натянул картуз и бодрым шагом отправился к вдове.

У крыльца дома Пейца кто-то железной хваткой схватил его за рукав и утянул в кусты.

– А-а-а! Так вот кто тут дорожку протоптал! А я-то голову ломаю… – дыхнул перегаром налетчик прямо в лицо писарю.

– Ваше… – выдохнул Панкрат.

Ноги его подкосились, и он с удивлением обнаружил, что рубашка его намокла и прилипла к телу в области сердца.

– Не ожидал от тебя… – сказал убийца, выдернув нож – и обтерев его, засунул за голенище сапога; потом взвалил на себя тело и понес к реке.

Спихнув Панкрата в темную воду, он поднял глаза на усыпанное звездами небо и размашисто перекрестился: «Господи, что же это я делаю?», но в следующий момент, увидев, что надувшаяся пузырем рубашка Сиза показалась на поверхности, взял с берега старое весло и притянул покойника к берегу. Закинув за ворот рубахи Панкрата с дюжину увесистых камней, убийца оттолкнул тело, и оно вскоре исчезло в глубине. Убийца снял шапку и словно сомнамбула побрел обходными путями домой.

В это же самое время Мария Райда, постоянно следившая за домом «проклятой жидовки», сбиваясь, пыталась рассказать мужу, что только что видела, как полицмейстер тащил куда-то писаря, причем последний был «ну совсем как упокойник».

– Глупая ты баба, – медленно сказал Райда. – Все беды от вашего языка случаются! Видела – молчи, Господь сам управит, как надо. А не то…

– Но писарь был живой – и он ходил к жидовке, я видела… А Самсон Казимирович… – никак не унималась Мария.

– Цыц! – Райда с отвращением посмотрел на жену, и та замолчала. – Небось забыла, как со своей подружкой Петрой раззвонила по городу про жену Пейца, а? А что случилось потом? Забыла? Вот теперь сиди и молись, чтобы Господь тебя помиловал!