Связь оборвалась.
Майор Морозевич перевёл браслет в спящий режим, встал и направился по коридору к выходу из больницы.
Его звал долг — как полицейского, а также гражданина своей страны и жителя своего города.
В Европе уже давно не ставили ёлок — по крайней мере, в больших городах: влияние иммигрантов-мусульман за последние десятилетия настолько усилилось, что с ними боялись ссориться правительства всех стран разваливающегося ЕС. Одним из аспектов этого влияния был негласный запрет на использование елей как символов Рождества и Нового года; праздники проводились, как и раньше, но «всегда зелёных» украшенных деревьев на них уже не было.
Однако за пределами населённых пунктов, там, где ещё не бывали выходцы с Ближнего Востока и из Северной Африки, — в европейских лесах в этот Новый год стояли среди себе подобных исполинские ели, обвешанные гирляндами. Какие-то местные «белые люди» нарядили отдельные деревья, находившиеся если и не в чаще, то уж явно не у троп и дорог, — сотни таких отдельных деревьев от Норвегии до Италии и от Ирландии до Эстонии.
На востоке Европы оккупация началась час назад. Теперь пришло время севера, центра, юга и юго-запада.
И вот, когда часы на башнях ратуш европейских городов дружно били полночь, по всей части света тут и там незаметно стали открываться порталы, а оттуда начали вылетать рои флаеров, сразу же устремлявшиеся к крупнейшим городам — и к базам НАТО.
Вторжение продолжало распространяться со скоростью лесного пожара, который, однако, не затрагивал только ёлки…
Оборона мэрии проходила с переменным успехом.
Отбившись от первой волны захватчиков к половине пятого и несколько минут отдохнув (если Захар держался относительно бодро — формально у него всё ещё длилась смена, — то Егору приходилось туго, и короткий перерыв особо не добавил ему сил, только схлынувших прочь вместе с использованным адреналином), бойцы затем столкнулись со второй, массированной атакой винтхерлундцев, которую сдержать было намного труднее.
И Егор, и Захар, и Марина — красноярцы держались, как могли, и делали всё, что было в их силах, и даже немного сверх этого. Все вымотались, но продолжали сражаться, зная, что не имеют права на неудачу и что никто за них сейчас это сделать не может.
Пока — не может…
…Егор зевнул, филигранно развернулся на бешеной скорости над крышей здания и — всё ещё с закрытыми глазами и широко открытым ртом, осуществлявшим интенсивный воздухообмен с окружающей средой, — не глядя всадил в борт одного из семи круживших около него вражеских флаеров два снаряда. «И когда они, наконец, тут закончатся? — подумал удивлённо. — Вроде под сотню уже выпустил… Ладно, буду экономить…» И, резко взмывая вверх, уходя при этом от шести скрестившихся лазерных лучей, нажал кнопку своего, целясь в следующий случайно выбранный летательный аппарат противника.
В это время радар опять высветил красную сетку, но боеприпасы, выпущенные новым участником боя, не успели отобразиться.
В то же мгновение они либо попали в цель и взорвали флаеры с разряженными защитными системами, либо были автоматически сбиты ответными выстрелами машин, либо были отклонены комплексами РЭБ и вонзились какой куда: в брусчатку тротуара, в асфальт дороги, в бетон пешеходного моста, в стены мэрии или Федерации профсоюзов края, располагавшейся по другую сторону от башни с часами.
Разрушения получились впечатляющие.
Но Егора занимал не размер ущерба, причинённого центру города этим неожиданным залпом, и не количество убитых винтхерлундских солдат, штурмовавших мэрию.
Копирайтер видел на радаре быстро приближающиеся оранжевые точки, которые, если судить по изображению, весьма активно обстреливали винтхерлундские флаеры, тоже не остававшиеся в долгу.