— Ты только начинай слезать, а уж мы тебя подхватим вовремя.
— Да у меня пальцы окоченели.
— Как-нибудь прикрепи только веревку к стене.
— И этого не могу.
— Надо кому-нибудь из нас влезть к нему, — сказал Монпарнас товарищам.
— Высоковато! — заметил Брюжон.
Старая каменная труба, служившая для печки, которую некогда топили в старом бараке, тянулась вдоль стены почти до того места, где находился Тенардье. Эта труба, уже в то время сильно потрескавшаяся и полуобвалившаяся, с тех пор совсем разрушилась, но следы ее видны до сих пор. Она была очень длинная и узкая.
— Можно, пожалуй, пролезть сквозь эту трубу, — соображал Монпарнас.
— В эту трубочку-то! — воскликнул Бабэ. — Ну, это мог бы сделать только ребенок, а взрослому и думать нечего.
— Надо найти какого-нибудь мальчишку, — сказал Брюжон.
— Где же его теперь возьмешь? — заметил все время молчавший Гельмер.
— Постойте! Я сейчас устрою это, — сказал Монпарнас.
Он потихоньку отворил калитку и осторожно выглянул в нее. Удостоверившись, что на улице никого нет, он выскользнул из пустыря и бегом направился к Бастилии.
Прошло семь-восемь минут, показавшихся всем восемью тысячами столетий, особенно Тенардье. Наконец калитка снова отворилась, и в ней показался запыхавшийся Монпарнас в сопровождении Гавроша. На улице по-прежнему не было ни души благодаря сильному дождю и холодному ветру.
Маленький Гаврош вошел за ограду пустыря и спокойно смотрел на разбойников, к которым его привели.
— А что, малец, ты мужчина или нет? — обратился к нему Гельмер.
Гаврош пожал плечами и ответил:
— Такие мальцы, как я, всегда бывают мужчинами, а такие мужчины, как вы, иногда смахивают на ребят.
— Ишь, как у него исправно работает язык! — воскликнул Бабэ.
— Значит, сделан не из соломы, — сказал Брюжон.